– А ты считаешь, что это я открыла дверь отмычкой? Скажу тебе: нет у меня ничего, принадлежащего Дитеру Монкфишу. Даже его мозгов, которые у него набекрень. Клянусь девичьей честью. Ручаюсь головой, что, если ты обзаведешься ордером на обыск и прочещешь помещения, как мое, так и моих друзей, ты и клочка бумаги от документов Дитера или его чокнутых дружков не сыщешь. Понял?
– Ну, может быть, и так, – зло сказал он, не зная, верить мне или нет.
– А теперь, раз уж ты мне позвонил и, в сущности, обвинил в грабеже, что само по себе оскорбительно и преступно, позволь и мне спросить: кто из твоих клиентов оплачивает счета Монкфиша?
Он швырнул трубку. Его манеры настолько «оригинальны» и отличаются таким «вкусом», что диву даешься, как его могла взять партнером фирма, столь ревниво относящаяся к своей репутации.
Я отправилась в «Бет Изрейэль». Полиция не позаботилась снабдить Контрераса охраной. Они посчитали, что он застал взломщиков на месте преступления и угодил под горячую руку. Никто, дескать, не пытался уничтожить именно его. Оспаривать это было трудно, но я подумала, что уж лучше бы с ним кто-нибудь был рядом до тех пор, пока он не придет в себя и не опознает мародеров.
В клинике мне сказали, что он еще без сознания лежит в реанимации, но его жизнь вне опасности. Дежурный ординатор пояснил, что рана неглубокая: больной может прийти в себя в любую минуту, а может остаться в бессознательном состоянии еще некоторое время... Нет, видеть его нельзя: в этот блок пускают лишь близких родственников, по одному, да и то с двухчасовым интервалом.
Сколько раз я горячо доказывала Лотти, что такая практика порочна. Что больной нуждается в присутствии близких, особенно в тяжелые минуты. Аппаратура спасет твое тело, а не дух. Но уж раз я упрямицу Лотти не переспорила, куда уж там было тягаться с ординатором. Все они строго придерживались установленных медициной правил. Кончилось тем, что ординатор просто-напросто ушел из посетительской, тем самым оборвав дискуссию.
Я тоже собралась отбыть, когда вошла перегруженная косметикой женщина лет сорока. Ей бы скинуть килограммов десять лишнего веса – она напоминала раздувшуюся резиновую куклу. В ее фарватере неохотно плыли двое мальчишек, одному лет двенадцать, другому около десяти. На них были хорошо выстиранные джинсы и белые рубашечки для торжественных случаев.
– Я – миссис Маркано, – заявила дама с сильным акцентом. – Где мой отец?
Ну ясно: дочь мистера Контрераса – Рути. Сколько раз я слышала ее пронзительный голос, долетавший с первого этажа, но встретилась с ней впервые.
