— Она не малознакомая и не какая-то. Вам что, денег жалко?
— Не жалко. — Эдерс вытянул ладонь. — Удивительно, что вы избрали стезю детектива. Вам следовало заделаться сельским провинциальным патером, всепрощающим и смиренным, раздающим направо и налево манну небесную.
— Патеры не раздают манну, — поправил русский.
— А я далеко не всепрощающ, — резко возразил Грег. — Мне кажется странным, как вы оба, кого судьба так трепала, и гнула, подняли вой из-за каких-то грошей.
— Это мы-то подняли вой из-за денег? — взвился Уваров. — Да плевать я на них хотел, провались они в тартарары.
— Полюбуйтесь на этих Крезов, — вспыхнул доктор. — Пять тысяч для них гроши, и они на них плюют. Вы кто такие? Ханты? Ротшильды? Дюпоны? Шейхи Кувейта? Мы с вами почти нищие, а вы… — он замолчал, подошла официантка.
— Пожалуйста, ваше пиво. — Она поставила на стол полные кружки.
— Спасибо. — Грег погладил ее руку. — Вот вам за заказ. Ступайте, сбрасывайте эту змеиную кожу, да не забудьте плюнуть в морду сыну Джекки, а также навестить нас завтра.
— Благодарю вас, мистер Грег. — Она присела в книксене. — Вы так помогли мне, я никогда не забуду. — Она улыбнулась, губы задрожали, и побежала к стойке.
— Скажите, пожалуйста. Благодарю вас, мистер Грег, — передразнил, выпятив губы, Эдерс. — Ей следовало, как вислоухому кутенку, повизгивая от восторга и избытка чувств, подпрыгнуть и лизнуть вас, Фрэнк, в нос.
— Ну зачем так, доктор? — Грег был растроган. — На ваших глазах произошло великое таинство. Скончалась Моника и возродилась Юта Шервуд.
— Это еще, как говорят, бабушка надвое сказала, — вставил Уваров. — Усопшую вы знали и отзывались о ней доброжелательно, а вот какова будет новорожденная… Деньги, они…
— Послушайте, Фрэнк Грег, — не дал договорить русскому Эдерс, отхлебнул из кружки и облизал губы. — Я не удивлюсь, если вы в один далеко не прекрасный день уведомите нас, что сочетаетесь браком с какой-нибудь попавшей в житейский переплет, страдающей от бытовых инсинуаций бедняжкой. Нисколечко не удивлюсь.
— Вы имеете в виду Юту?
— Это может быть и кто-то другой, запутавшийся и заблудший. Но в данном случае ее.
— Помилуйте, доктор, она молода и красива, а я калека и ей не пара. Кроме того, я, вероятно, выгляжу анахронизмом — признаю лишь обоюдную любовь. Так сказать, единство душ и сердец. У нее же ко мне никаких чувств, исключая разве благодарность, нет. А жаль… Весьма жаль.
— Все они, — проворчал Уваров, — помешались на деньгах.
