– Ладно, проваливай, вояка хренов, догоняй своего Раззаева! – резко бросила она.
– Тише ты! – вмешался я в милую беседу. Общество начало меня раздражать. – Удав, тебе куда?
Выяснилось, что он купил билет на тот же московский рейс.
– Главное, вырваться отсюда! Тем, кто добровольно сложил оружие, Борис Николаевич объявил амнистию! – осклабился Серега.
…У меня уже три раза проверяли документы, выручало редакционное удостоверение. Про Марию говорил, что она со мной.
Я спросил Удава, помнит ли он наш разговор в Первотравном? Он сморщил оспенное лицо, кивнул. Я дал ему свой редакционный телефон и распрощался, посоветовав начать новую жизнь с покаянного рассказа о своей жизни на страницах нашей газеты.
Он с готовностью пообещал.
А я с гадливостью чувствовал, как журналист вытесняет во мне последние остатки порядочности.
Перед отлетом я позвонил Сидоренко. Он прокричал так, что у меня засвербило в ухе:
– Какой номер рейса?
Я назвал.
Послышались далекие гудки, и откуда-то еще дальше, из зазеркалья, донесся злорадный голос: «Неправильно набран номер…»
Мы улетели. Прекрасная боевичка всю дорогу проспала у меня на плече, она изнервничалась на регистрации, и, когда «Ил», поджав колеса, оторвался от земли, Марусины силы были на исходе.
Удав где-то затерялся.
Самое удивительное случилось во Внукове. Едва мы спустились по зыбкому трапу на снежный асфальт, на нас в буквальном смысле наехала милицейская машина со всеми устрашающими прибамбасами: колодкой сверкающих огней на крыше, кучей антенн и боевой раскраской. Дверь открылась, из машины резво вылез плотный мужик в камуфляже с полковничьими погонами и решительно направился к нам. Мария вздрогнула всем своим западноукраинским нутром, побелела, как аэродромный снег. Я тоже растерялся, и только когда полковник растопырил широкие объятия, узнал шефа.
– Владимир Михайлович! Шефуля! – воскликнул я, потрясенный до основания души. – Вот это круче крутого! Что за маскарад?
– Старший лейтенант! Ты забыл, что я – полковник армии? – рыкнул Сидоренко и тут увидел Марию. – А что не представляешь даму? Кто кого взял в плен?
Грустная улыбка чуть-чуть тронула ее губы, слепок со вселенской женской невинности и благочестия. Сикстинская Мадонна. Мона Лиза. Девочка с персиком…
Смазливая негодяйка.
– Но почему милиция? – попытался выяснить я.
– Все вопросы потом!
В белом «Форде» сидел милицейский майор, он протянул мне руку и назвался Сашей. Мы уселись и помчались с ветерком, то есть с включенными прибамбасами. Наша торжественная езда внушала трепетное уважение, все почтительно уступали дорогу, я расплывался от сознания собственной значимости, идиотская улыбка намертво впечаталась в мое лицо.
