Иван Сергеевич обнимает Гришу. Тот целует его и быстро уходит, как будто убегает.
III
Иван Сергеевич я Катя. Катя садится рядом с Иваном Сергеевичем, берет голову его, кладет себе на плечо и ласкает, гладит волосы.
Иван Сергеевич. Ну, вот и он ушел. Одни мы с тобою остались, Катя. А потом и ты… Ведь и тебе пора…
Катя. Не надо, милый… Зачем? Вы знаете, что я от вас не уйду.
Иван Сергеевич. Что ты, Катя! Не век же тебе со мной, стариком, вековать. У тебя своя жизнь — вся жизнь впереди, а я… Ну, да и я здесь не останусь. Пусто, холодно — весь дом точно вымер. Бабушка-то, помнишь, все каркала: «быть худу! быть худу!» — вот и накаркала… пусто, — только могила бескрестная… Да хоть бы и не пусто… Нельзя мне здесь оставаться. Вот подлечусь немножко и опять на работу. Опять к ним, к верным друзьям, на верное дело. С ними начал жизнь, с ними и кончу. Уж теперь никуда не уйду…
Катя. И я, и я с вами! Как же вы не видите, что я к д. тому же пришла, что и я уж никуда не уйду, и некуда, больше. Если бы вы знали, что вы для меня сделали.
Иван Сергеевич. Я для тебя?
Катя. Ну да, вы. О самоубийстве, помните? Как я мучилась тогда! Главное — тем, что тут правда с ложью сплелась…
Иван Сергеевич. Какая же правда в самоубийстве?
Катя. Да нет, не в самоубийстве! А чтобы душу потерять: кто душу свою не потеряет, тот и не сбережет ее…[31] Как я мучилась тогда, понять не могла, а вот теперь понимаю!
Иван Сергеевич. Да, ты об этом! Знаешь, Катя, как странно… ведь и я все думал, когда еще с ними, с прежними друзьями был, — что это значит: потерять — сберечь душу. Думал, понять хотел… (Помолчав). И, знаешь, разве они… не такие же были? Не самоубийцы, нет, а вот… жертвенные, подвижники, «града взыскующие»… Нового града — прежде всего, а о себе и о душе своей не думали.
Катя. Видите, видите, поняли, лучше моего знаете!
Иван Сергеевич. Нет, Катя, не знаю, ничего я не знаю. Тогда ведь запутался, — может быть, потому и ушел от них.
Катя. А теперь к ним же вернетесь?
Иван Сергеевич. Вернусь. Откуда ушел, туда и вернусь — на то же место. Не могу не вернуться.
Катя. Нет, не то: теперь уже все не то — все по-новому.
Иван Сергеевич. Не знаю.
Катя. Хорошо, если и по-новому. Хорошо по той же лестнице вверх идти, если сил хватит.
Катя. Да, вверх, вверх — и вместе!
Иван Сергеевич. Катя, неужели правда, что ты… что вы, новые, молодые, такие, как ты, — с нами, вот в этом, главном? В деланьи жизни новой, в твореньи правды общей, в любви к свободе? До жертвы, до смерти любовь, ты понимаешь?
