Противоречивые чувства счастья и ужаса стали охватывать толпу. Все задрали головы, осеняли себя крестом и указывали пальцем в небо; к низким облакам обратились взоры, где, пламенея выхлопными дюзами и мигая огнями, летел Корабль.
— Главный рубильник! — заорал Хромой. — Запускайте резервную подстанцию, включайте радио- и световые маяки!
Однорукий бросился к подстанции. На пределе сил ворвался в помещение. Вдавил кнопку стартера, но машина даже не дрогнула.
Подсели батареи. О том, чтобы запустить дизель вручную, то есть его одной рукой, можно было даже не пытаться.
— Кто-нибудь! — в отчаянии крикнул Однорукий. — Господи, помоги!
И Господь помог. На истерический вопль из какого-то темного угла выползли двое доходяг. Это были дежурные электрики.
— Запускайте дизель вручную! — приказал Однорукий. — Не заведете, отдам под трибунал! Разберу на запчасти! Шевелитесь, дохлые мухи!
Роботяги, мешая друг другу, с трудом крутанули заводилку. Мотор чихнул и — завелся! Обессиленные доходяги рухнули на пол.
Однорукий включил главный рубильник и выскочил на воздух.
Корабль уже шел на посадку. Он садился на недостроенный Космодром, ориентируясь на включенные маяки, и Хромой с ужасом думал, выдержат ли конструкции седьмой секции, только вчера поставленные и еще как следует не закрепленные. К счастью, крепления выдержали. Космолет причалил благополучно. Открылись входные люки и рабочие шлюзы Корабля, о прилете которого повествовала Благая Весть.
Ярким светом корабельных прожекторов озарилось все вокруг. Давненько роботяги не видели столь славной иллюминации, с тех пор, как сгорела главная подстанция.
Новенькая, невиданной конструкции техника выползла из грузовых отсеков и поперла через пустырь. Вся толпа роботяг бросилась навстречу.
"Эх, не по-людски встречаем, — с огорчением подумал Хромой, стараясь не отставать от других. — Надо бы с хлебом-солью… Да где его взять?" Из люков выходили колонны новеньких роботов-строителей. Их черные отполированные туловища из вороненой стали нагло и победоносно сверкали под лучами прожекторов. Отряды шли через пустырь, четко держа строй. У Хромого аж прохудившаяся проводка заискрила от прилива патриотических токов. Он взял костыль "на караул" и, балансируя на одной ноге, отдал честь бравым новобранцам.
— Здорово, орлы! — прохрипел Хромой в экстазе братской любви.
Но вместо того, чтобы гаркнуть в пятьсот луженых глоток: "Здрав-гавгав-гав!", пятьсот истуканов прошли, не проронив ни звука. Кто-то из своих привычно попытался крикнуть "Ура-а-а!", но жалкий этот всплеск эмоций был заглушен топотом тысячи стальных ног. По лицу Хромого текли слезы.
