— И ты тоже… Как будто тебе вторую жизнь дадут.
Аня вышла рассерженная. Даже покраснела.
— Ну, знаешь, Андрей! — Зина была возбуждена. У нее было выражение человека, который только что такое увидал, такое увидал… — Нет, я лучше ничего не скажу.
Но Виктор бы меня уж ревновал!
— Вот что, ребята, все это хорошо, но я-то к Андрюхе по делу шел. Не знаю, может, это все раньше времени. — Борька чего-то мялся. — У нас же в провинции слухи — как эхо в горах.
Теперь его торопили:
— Ну!
— Ты говори, в чем дело?
— Ребята, толком ничего не известно. Но что-то вокруг вас происходит. Какое-то шуршание. То ли борьба с излишествами опять началась, то ли еще что.
Вот теперь Андрей почувствовал, как у него сердце упало. Видно, так: чтоб оценить, надо потерять.
— Кто тебе говорил?
— В том-то и дело, что никто ничего не говорит. Ну, вы сами знаете, как это бывает. Немировского видел, какой-то пришибленный ходит. Мне, сами понимаете, спрашивать неудобно.
— Та-ак, — сказал Виктор, и ничего, кроме растерянности, это его «так» не означало. И как всегда в такие моменты, он снял и начал старательно протирать очки. На одно стеклышко подышал, на другое.
— Ребята, вы на меня не обижайтесь.
— При чем тут ты!
— Я должен был сказать.
— Чувствовал я, — говорил Андрей. — Слишком все шло хорошо.
Борька глянул на дверь, в которую ушла Аня, сказал, понизив голос:
— Ну, вы не кричите раньше-то времени.
— Что ж, Витя, будем упираться.
Глаза Виктора слепо щурились.
— Думаешь?
Надел протертые очки, стекла их отблескивали на свету. Сказал без всякой твердости:
— Я — за!
Но тут заговорила Зина:
— Я не знаю, почему ты сразу и всегда за? Виктор, я не люблю, когда ты обижаешь людей. — Капризный голос ее накалялся. — Нехорошо обижать людей. Слышишь? Я не хочу! Не хочу и не хочу!
И хоть оставалось непонятно, каких людей обижает Виктор, общий смысл ее выступления был ясен вполне.
Пока им еще не дано было узнать, что же все-таки произошло. Потом стало известно, что Немировский — вот уж от кого и ожидать было нельзя — вдруг развоевался старик, поехал к самому Бородину и будто бы там был у него разговор. Во всяком случае, секретарша его Полина Николаевна в этот день пила валериановые капли и под большим секретом и, уж конечно, не всем сообщала, как Александр Леонидович сказал и заявил. А Немировский ходил с видом человека, решительно подавшего в отставку. И только Лидия Васильевна, жена Александра Леонидовича, она лишь одна видела в его решительном взгляде испуг и немой вопрос.
