— Ну да, — покивала Мила. — Вопрос статуса.
— Вопрос потери лица, — уточнила я. — Мало мне счетов, которые он выставил, так еще обманутой и брошенной оказаться. Одно дело, если я знаю об этом, и совсем другое, если мне подобную новость в виде сюрприза преподнесут. Согласись, совершенно разное удовольствие. Милка, — проканючила я. — Ну уговори, пожалуйста, как-нибудь Костю. Один-единственный раз прошу. Сама ведь понимаешь, как важно.
— Нет, Костя исключается, — категоричнее прежнего повторила она.
— Тогда сама позвони. Ты ведь у меня единственный близкий человек. Больше некого попросить.
— И как ты себе представляешь? Я позвоню, и что ему скажу?
— Придумай какую-нибудь историю. Мол, знаешь, что он уже в Краснодаре, а тебе позарез оттуда что-то надо. А обратиться больше не к кому.
— И что мне до такого зареза может понадобиться в Краснодаре? — растерялась Милка. — Я теперь вся только в кулинарных рецептах! Мозги скоро от них отсохнут! — с досадой добавила она.
— Вот и придумали. Чего далеко ходить? Тебе срочно нужен краснодарский кулинарный рецепт. Милка, это ведь замечательно! — все сильней вдохновлялась я. — Роман в кулинарии полный профан. То есть, если у него там баба, немедленно переадресует вопрос ей, и мы установим факт ее существования.
— А если она москвичка и краснодарских рецептов не знает? — засомневалась Мила.
— Плевать, он так и эдак у нее спросит, — я уже была уверена. — Пусть она даже не сможет ничего путного ответить: нам же с тобой на самом деле не рецепт нужен.
Мила покачала головой:
— Юлька, так прямолинейно нельзя. Он ведь мигом просечет, в чем дело. И ему станет ясно, что ты его выслеживаешь. Тебе этого хочется? Я бы на твоем месте не унижалась.
Я с досадой пробормотала:
— Выходит, как ни крути, все плохо.
— Может, тебе просто на него плюнуть и забыть, — вдруг сказала Мила. — Переведи свою энергию из разрушительного русла в созидательное. Найди кого-нибудь другого.
— Я тебя не узнаю. — Ее слова и впрямь ошеломили меня. — И это говоришь ты, которая всегда выступала за постоянство в отношениях, а меня упрекала за ветреность.
— Разбитую чашку не склеишь, — ничуть не смутилась она. — А она у вас разбилась. И в тебе сейчас говорит не любовь, а уязвленное самолюбие. Если бы ты Романа хотела вернуть. Но ведь нет. Ты хочешь вернуть свой «статус».
Милка, моя тихая, деликатная домашняя подруга бросила мне правду-матку в лицо. Но я стерпела: как ни горько это признать, она была права. Меня ведь и вправду подкосил не сам уход Романа, а то, что теперь придется заново выстраивать свою жизнь.
