— Бери и убирайся из моей кухни!
Я взял скорпиона — объедение! — и убрался.
Граф ждал меня в обеденном зале. Казалось, он так и простоял у окна все это время. Пребывая в глубокой задумчивости, он не заметил, что я не принес обеденных блюд.
— Гроза по-прежнему бушует, Фритц, — проговорил Граф. — Мне кажется или это знак судьбы?
— О, хозяин! Эта гроза ничто, по сравнению с тем, что готовится в этом замке.
— Ты прав, мой старый добрый слуга, ты прав… Сегодня за обедом ты будешь свидетелем того, как моя жена отойдет в мир иной, а я воссоединюсь, наконец, со своей истинной любовью. Осталось всего несколько минут. Я уже слышу шаги, Фритц! Она спускается по лестнице!
Мне показалось что хозяин воспринял слово «готовится» не в том буквальном смысле в коем употреблял его я, но времени на споры не оставалось.
— Да, хозяин.
Проверив сервировку стола, я насыпал собачьего корма несчастному Страшиле. Белый пудель признательно завилял хвостом и принялся есть, время от времени пуская газы. Несчастная собака!
В зал вплыла американка. Она была одета в розовое. Я не мог не отметить, что щека хозяина слегка дрогнула при виде этого зрелища, однако, он быстро взял себя в руки. Поживи я на свете шесть столетий, наверняка тоже научился бы так владеть собой. Но, увы, я всего лишь человек, слуга вампира, и был вынужден отступить назад, в тень, дабы та скрыла выражение моего лица.
— Владик! — вскричала американка.
— Любовь моя! — вскричал граф.
— Владик, что это за ужасные звуки?!
— Видишь ли, дорогая, это… гмм…
— Боюсь это пудель, мадам, — сказал я, полускрытый тенями. — Бедняга вот уже несколько дней страдает несварением желудка.
— Я не про этого жуткого пса! Что это такое?
Я проследил за указательным пальцем. Граф проделал то же самое и я заметил, что на этот раз он вздрогнул всем телом.
— Любовь моя, мы кажется, еще не обговаривали наши музыкальные пристрастия, но я был уверен, что Вагнер придется тебе по душе.
— Чего-о-о?…
— Вагнер, м'дам, если позволите. «Нюрнбергские Мейстерзингеры».
— Какая мерзость! Владик, неужели ты и в самом деле слушаешь это… это…
— Величайшее произведение искусства, м'дам? — подсказал я.
— Это старье!
Хозяин содрогнулся и попятился прочь, словно при виде распятия. Он запахнул ворот рубашки и поежился.
— Фритц, крови и вина! — приказала американка. — Прежде чем сесть за стол, я хочу отпраздновать эту долгожданную встречу. Мы ведь столь долго ждали этой минуты, дорогой мой график…
