Те вещи, которыми дорожат люди, богам до фонаря.
Вот оно – самое пугающее звено во всей этой цепочке несоответствий… Нужно лишь отстраниться от леденящего трепета в груди, и кусочки паззла становятся на свои места.
Грациозный Аполлон легонько толкнул Максима в плечо, возвращая в реальность.
– Эй, ты чего напыжился, будто таракана съел? Пойдем, покажу кое-что.
Он дал пинка ослу, вставшему поперек прохода, и двинулся в дальний угол зала, где располагалась дверь, ведущая на кухню. Максим последовал за ним.
Возле двери Аполлон остановился, взялся за резную ручку и спросил Долгова, прищурившись:
– Как ты считаешь, в чем ценность настоящего произведения искусства? Не обыкновенной ремесленной поделки, коих миллионы вокруг, а великого творения. Шедевра.
Максим задумался. Он никогда не размышлял на эту тему – как-то не было повода.
– Испытание временем?
– Ерунда. Время бесконечно – таких произведений искусства, которые могли бы представлять ценность в течение вечности, не существует.
– Что же тогда… – Максим посмотрел в глаза Аполлона. Глубокие, темные. Предположил: – Творение, рожденное в муках?
– Да, – прошептал бог. – Именно. Только такая работа запомнится, только в ней будут сквозить боль, страдания. Только такой шедевр принесет впоследствии мастеру, создавшему его, истинное наслаждение. Когда художник осознает, что работа закончена, он почувствует блаженство.
Аполлон распахнул дверь.
В нос ударил сладковатый запах паленой плоти…
Через несколько секунд Максима вывернуло прямо на паркет.
Перед глазами поплыли темные круги, в ушах зазвенело. Сквозь накатившую муть он услышал далекий, резонирующий голос покровителя искусства:
– Ремесленник многолик и многодуш. Но настоящий, великий мастер всю жизнь верен своему идеалу, одному-единственному образу, который впоследствии может стать его шедевром. Ремесленник – предатель своего личного бога. Мастер – нет.
…сидела на табуретке посреди кухни. Обнаженная. Под спутанными, слипшимися космами лица ее не было видно. Лишь подрагивающий подбородок, покрытый красными пятнами, и шея в каких-то темных потеках. В правой руке женщина держала стержень, увенчанный раскаленным жалом, от которого тянулись два провода к прибору для выжигания по дереву. Ее некогда красивое тело было покрыто багряно-коричневым узором. Ноги – от бедер до самых щиколоток… Лобок, живот, ребра, грудь, предплечья и плечи… Все было растерзано огненным жалом… В страшной вязи угадывались очертания какого-то города с фасадами зданий, шпилями крыш… фигурками людей… Женщина вдруг методично закивала головой и с шипением провела раскаленным кончиком по левому запястью, делая очередной дымящийся штрих на полотне своего тела…
