— Прошу прощения, мадам. Я вовсе не нахожу это смешным, но обычно считаю, что смешное не очень далеко от черного ужаса. — Он прищелкнул языком. — Что ж, доктор, может, ваша психология придает совку какой-либо фаллический смысл?
— Мадам шутит, — с яростным возмущением заметил Графенштайн. — А я не люблю шуток и ненавижу, когда надо мной издеваются. Она рассказала нам неправдоподобную историю, которую люди моей профессии всегда могут объяснить: муж — бритва, все это совершенно ясно. Затем она пытается придать ей реальный смысл, оскорбляя…
Мадам вскинула голову. Луч света коснулся ее белоснежной шеи и блестящих волос. Ее рот исказился, обнажая усталость и боль. Она резко выпрямилась.
— Я столько пережила! Вам трудно понять. Когда-то я любила Лорана. Теперь я столь же сильно ненавижу его… — Герцогиня взглянула на свои напряженно сцепленные пальцы и с нарочитой наивностью спросила: — Разве человек не имеет право на счастье? Неужели ваш проклятый Бог должен преследовать людей даже в своей церкви? Шутки! Я вовсе не шутила! Я сама терпеть не могу подобных шуток… Можете взглянуть на этот совок, если пожелаете навестить месье Килара. Помню, месье Вотрель с перепугу спрятал его в ящик с лекарствами.
Вдруг рядом со мной кто-то произнес: „Пардон!“ — и я чуть не подпрыгнул от неожиданности. К алькову подошел какой-то мужчина. Придерживая рукой шторку, он вопросительно смотрел на нас.
— Простите за вторжение, — учтиво произнес он. — Луиза, я не могу поверить…
Она кивком указала на нас, совершенно овладев собой:
— О да! Эдуар, это джентльмены из полиции. Позвольте представить вам месье Эдуара Вотреля.
Вотрель поклонился. Это был мужчина до кончиков ногтей, со светлыми вьющимися волосами и с агрессивным взглядом притягательных глаз. Над узкими усиками красовался прямой нос с трепещущими ноздрями. Лицо было изрезано глубокими морщинами. Его сдержанный поклон напоминал поклон военного, затянутого в корсет. В его манере играть моноклем, который висел на широкой черной ленте, было что-то нарочитое.
— Счастлив познакомиться, — вежливо отозвался он и продолжал стоять.
Банколен заговорил о погоде. Я обратил внимание, что наш детектив ни разу не взглянул на Вотреля. Он сидел очень прямо и не сводил глаз с двери, за которой скрылся герцог. По-прежнему пристально наблюдая за дверью, Банколен добавил:
— Мадам, даже если у вас была галлюцинация, как вы могли узнать Лорана? Разве у него не изменилась внешность? У нас есть основания так считать.
