Московская газета предлагает самим скопцам присылать ей статьи о себе, под которыми даже дает право им не подписывать своего имени, надеясь чрез это узнать дальнейшее развитие скопческого катехизиса после Надеждина. «Поделитесь с нами, люди Божии, — взывает она к скопцам, — и своими радостями, и своим горем». Мы сами готовы были бы предложить скопцам страницы своей газеты для печатания их статей в защиту своего учения и в опровержение неверных известий о их секте и их обрядах, если бы не были уверены, что наше воззвание, как и воззвание московской газеты, останется без отклика. Так мы думаем не только на основании той таинственности, какою намеренно и упорно окружает себя эта секта, но еще более на основании внутреннего характера ее. Скопчество не есть секта рассудочная, мыслительная, учение которой могло бы иметь свой логический ход, которой катехизис допускал бы развитие, подобно арианству, пелагианству, протестантству, социализму, подобно нашей даже беспоповщине; это секта чувства, фантазии, секта восторженная, основанная на вдохновениях, где возможны не катехизис, а мистическое баснословие, не логическая система учения, а уразноображение и усложнение таинственных песней и обрядов. Учение сведенборгиян, явившихся почти одновременно с нашими скопцами, не имеет развития, оно то же у учителя, как и у учеников: квакеры со времен Фокса, с половины XVII столетия, остались неизменны в своем учении. Вот почему книга Надеждина, — по крайней мере та ее часть, где он излагает скопческое учение, — составляет и будет составлять всегдашний катехизис скопческой секты и источник для ознакомления с ее учением, или, вернее, с ее мистическим баснословием. Но и этот катехизис составляет для нашей публики библиографическую редкость, и наше общество представляет скопческую секту только под одним ее физическим признаком, так что секта считается только уродством, достойным одной жалости или заслуживающим самых жестоких наказаний, между тем как сами скопцы смотрят на всех не принадлежащих к их секте как на людей потерянных, которые, в свою очередь, ими считаются достойными презрения и жалости, для спасения которых, по их убеждению, богоугодны даже обман и насилие. Каким образом образовалось такое религиозное воззрение у скопцов, мы уже объяснили в одной из предыдущих статей («Бирж<евые> вед<омости>», № 49; см. также №№ 32, 41, 52), теперь познакомим читателей с некоторыми подробностями их мифологии, которая, подобно мифологии греческой, будет оставаться в существе своем неизменною до тех пор, пока она, под влиянием образования или приращении к другой системе верований, не падет зараз в целом своем составе.
