С подполковником я был знаком: это Лякишев, начальник политотдела дивизии, той самой дивизии, где служил разведчик Кураев.
- Дело затевается серьезное, - сказал Лякишев. - У немцев тут подготовленная оборона. - Он махнул рукой по направлению к лесу. Калеван-линн, по-эстонски крепость Калева. Может, когда и была крепость...
Гушти дернулся. Я сидел между ним и Шабуровым и потому ясно почувствовал это.
- Калеван-линн, - произнес Гушти, встретив мой взгляд.
- Он был там? - спросил Лякишев.
- Нет, никогда, - затараторил Гушти. - Я был чертежником при штабе, я чертил... Да, я чертил эти укрепления, у меня они в памяти...
- У него мировая память, - сказал я. - У нас он снова нарисовал все.
Гушти кивал, лицо его сияло.
- Гут, - кивнул Лякишев, - Калеван-линн, - повторил оп и развернул карту. - Вот! Высота с хуторами, очень выгодная позиция. Брать нелегко, много крови будет стоить.
В ту же ночь звуковка нацелила свои рупоры на Калеван-линн.
Хрупкие, чуткие сумерки - такой была эта июньская ночь. На скате возвышенности, занятой немцами, отчетливо густеют кущи кустарников. Там и сям рождаются, пульсируют и умирают огоньки. Лес отвечает на выстрелы стонами, всхлипами, свистом. Это пули, посылаемые оттуда, из Калеван-линна. Немцев бесит наша звуковка. Они не нашли ее пока, мины тратить им жалко, они палят из винтовок, из пулеметов. Кажется, весь лес полон летающих заблудившихся пуль. Гушти сплоховал, раскашлялся у микрофона. Едва дочитал передачу.
- Горло схватило, сырость, - говорит он извиняющимся тоном, подавая мне плащ-палатку.
Пусть отдохнет. Я отсылаю его к Шабурову, помогать у движка. Звуковка передает музыку из кинофильма "Веселые ребята". Пальба затихает.
Тишина. Пока движок остывает, я ищу место посуше. Гушти угодил в мокрую канаву, оттого и потерял голос. Ноги утопают в мягких подушках мха. Лес возобновляет свою ночную жизнь, где-то трудится кукушка, суля нам годы, долгие годы бытия. Славная кукушка! Она обещает долголетие всем, даже тому, чья жизнь оборвется этой же ночью, и тому, кто погибнет завтра, на том скате, в час штурма...
За мной, как удав, шуршит в траве толстый резиновый шнур микрофона. Вот здесь как будто неплохо. Та же канава, но в ней два больших плоских валуна, как раскрытые ладони. Отлично, я устроюсь на них. Ледник не зря трудился тысячелетия назад: он притащил эти камни сюда для меня. Я снимаю ватную куртку, сажусь на нее, накрываюсь плащ-палаткой и слегка дергаю шнур. Так водолазы просят воздуха. Я требую звука.
