Ностальгия | страница 76



– Взвод, огонь! – командует взводный, и мир проглатывается зеленоватым свечением прицельной панорамы. Все мысли, страхи, сомнения отключаются, словно в голове щелкнули выключателем.

Мы открываем огонь в упор, почти касаясь стволами тел, лицо к лицу, не целясь, очередями. Дульные вспышки поджигают одежду, высокоскоростные пули с сочным чмоканьем прошибают горячие тела, частички разлетающейся плоти брызжут во все стороны, мы едва успеваем сделать шаг назад и примкнуть следующий магазин, раненых практически нет, перекрестный огонь крошит людей в фарш, трупы громоздятся перед нами, толпа перехлестывает через них неудержимой волной и толкает нас в ноги упавшими телами. Мы – сила, не слабее той, что нам противостоит, мы – Корпус, мы сделаны из железа, нас невозможно убить. Мы стоим почти плечо к плечу, мне передается вибрация от выстрелов рядом стоящего Трака, его автоматический дробовик разворачивает кряжистую фигуру силой огромной отдачи, каждый его выстрел прорубает перед ним просеку, которую тут же заполняют живые, картечь вышибает из тел огромные куски, отрывает руки и головы. Где-то слева гулко долбит от бедра непрерывной очередью Крамер. Мы отбрасываем магазин за магазином, мы окутаны дымкой, под ногами скользко от крови, и сами мы – словно ожившие чудища из детских страшилок – все в крови и брызгах плоти. Кажется, мы стреляем целую вечность, и, когда я вгоняю в винтовку очередной магазин, я вдруг замечаю, что передо мной никого нет. Мы выкрошили авангард, остальная толпа отхлынула и сейчас рассеивается по переулкам, разнося страшную весть о побоище.

– Третье отделение, прекратить огонь! – кричу я в ларингофон.

– Взвод, прекратить огонь! – спустя пару секунд доносится голос взводного.

Мы с трудом выныриваем из боевого режима, прицельная панорама больше не гипнотизирует нас, мы опускаем стволы и удивленно оглядываемся на дело рук своих. Хочется сесть на палубу, но палубы нет – мы по колено в фарше из изувеченных тел вперемешку с оторванными конечностями. Так и бредем к машинам, волоча ноги, словно в болоте. Отвык я от этих дел. Даже на Форварде такого не видел. Больше всего боюсь, что наблюю сейчас прямо себе в шлем за закрытым стеклом. Краем глаза замечаю торчащий из кармана мертвеца коммуникатор. Механически нагибаюсь, сую его в набедренный карман. Обхожу мычащее нечто в дымящейся броне Национальной гвардии. Бывший человек еще жив каким-то чудом, он раскачивается, сидя на палубе, бронеперчатки слетели с его рук, и сами руки – черные головешки с сочащимися розовым трещинами. Автодоктор определяет, что мне хреново, и я ощущаю легкий укол под лопатку. Через несколько секунд звенящая тишина накатывает на меня, и я начинаю чувствовать, как играют под кожей мои мышцы. Каждая в отдельности. Я чертовски крутая машинка! Во мне столько всего наверчено! И поди ж ты – все работает, как часы. Сердце ритмично стучит, большой отлаженный насос, гонит кровь по трубам, печень чистит эту самую кровь от всякой дряни, желудок пуст и готов к приему пищи, к наполнению меня новыми силами. Автодоктор явно перестарался. Я бреду и бреду себе, не обращая внимания на многоголосый вой раненых за спиной, я равнодушен, как Будда, я посматриваю по сторонам, проверяя, чтобы мои «Лоси» не отставали, и балдею при этом – до чего же она классная штука, эта дурь.