– Тебя отпустили по ранению или в отпуск? – но присмотревшись к его грязной затрепанной одежде, а дело было вечером, добавила: – Иди к родителям и приведи себя в порядок. В таком виде я тебя в дом не пущу. Ты весь антисанитарный.
Он пошел к родителям, к ее родителям, потому что его отец и мать умерли, а перед самой армией почила и тетка, навещавшая его в детдоме. Вот там-то его и ждала засада. А на пол свалил его Павел Васильевич, дико заорав:
– Скорее! Скорее! А то он у меня вырвется!
В дом влетели крепкие парни в солдатской форме, защелкнули наручники на запястьях и сунули в кузов ГАЗона.
– Дурак, – презрительно сказала Ирина, появившаяся из темноты в квадратном отсвете окна.
– И-ди-от! – почти по слогам произнес тесть и зло сплюнув, ушел в дом.
Народу при этом почти не было. Петр жадно окинул взглядом округлившуюся фигуру Ирины и отвернулся. Он уже стал понимать, что дисбата ему не избежать.
И действительно, его привезли не в родную воинскую часть, а в какую-то иную, относящуюся к МВД, где пахло чем то очень давно прокисшим и перебродившим. Именно там он впервые узнал, как пахнет тюрьма. В бетонной камере без кровати, без стола и стула, щуплый угрюмый капитан в армейской форме, сказал:
– У тебя есть выбор: ехать в свою часть и после суда в дисциплинарный батальон, а потом дослуживать, или попотеть у нас, до того, пока тебя не покалечат или не ликвидируют. Но прежде мы тебя кое-чему научим. И если твоя голова набита не опилками, то ты выживешь. Но о семье можешь забыть, тем более, что твоя половина подала на развод. Так что… думай.
Через три дня, получая одну лишь воду и кусок хлеба раз в день, Петр забарабанил кулаками в обитую железом дверь. Его вывели в коридор и довольно спокойно отвели в небольшой кабинет, посреди которого стояла привинченная к полу табуретка, а напротив нее небольшой письменный стол с яркой лампой под жестяным колпаком. За столом сидел тот самый капитан, оперевшийся локтями о стол, и расслабленно положив подбородок на скрещенные пальцы.
Петр не успел ничего произнести, собираясь с мыслями, он тяжело дышал. За него сказал капитан:
– Значит, в нашем полку прибыло? – и не дожидаясь ответа Петра, продолжил: – Но учти – тебе будет очень тяжело. Тренировки и первоначальная учеба прерывается лишь после обморока ученика.
– Согласен, – кивнул головой Петр.
Пять лет он каждый день находился между жизнью и смертью, таким опасным было учение выходить победителем из самых невероятных ситуаций при ликвидации манекенов, охраняемых настоящими телохранителями. Лишь сначала на тренажерах применяли холостые и газовые патроны, а уже через полгода, когда отсеялось две трети «подопытных», телохранители стали применять боевые патроны, при чем, сами иногда страдали и погибали. Они тоже учились.
