— Мальчик! Елена Андреевна, родился мальчик!
Детский крик распорол тишину палаты. Елена Андреевна открыла глаза.
— Боже мой! — Сестра держала навесу сморщенное красное тельце, с поджатыми руками, ногами, сплюснутой головой и отчаянно кричащим раскрытым ртом. — Боже!..
В школе ее учили не выдавать своих чувств. Особенно если в детях было что-нибудь нестандартное. Сестра помнила это правило, но и в третий раз — пусть мысленно — она повторила: «Боже мой!»
Заметила расширенные глаза роженицы. Хотела убрать, унести ребенка. Но роженица сказала:
— Сестра!..
Ребенок кричал. Это было естественно — первый крик. Но сам крик не был естественным: от него дрожала ложка в стакане, колыхалась марля, брошенная на тумбочку.
— Сестра! — повторила Елена Андреевна.
Вошел врач, старик в круглых очках. Остановился у порога, прикрыв дверь. Ребенок кричал.
— Спеленайте его, — сказал он сестре.
— Да… — ответила та коротко.
Елена Андреевна приподнялась на локте.
— Вам нельзя, — сказал врач, укладывая ее в подушки.
— Сергей Петрович… — сказала Елена Андреевна, косясь на сестру, пеленавшую на столе ребенка.
— Что — Сергей Петрович? — спросил старик.
Ребенок кричал неустанно, пронзительно.
— Это у меня — третий… — Елена Андреевна хотела сказать, что ни один из прежних ребят так не кричал.
Сергей Петрович все заметил с порога. Не только крик. Успокаивая роженицу, он украдкой поглядывал на стол, где трудилась сестра. На то он был врач — и уже старик, — чтобы не показывать роженице своего удивления. Сестра тоже взяла себя в руки, перестала призывать бога. Но сестра ничего не могла поделать. Тугую крепкую марлю, которой она пеленала тельце, ребенок продирал ногами, локтями, как промокательную бумагу.
Ему дали имя — Гигант. Елена Андреевна дала, мать. Мальчик встал на ноги на пятый день, когда еще не был зарегистрирован в загсе. А когда пошли регистрировать — попеременно несли мальчишку то мать, то отец, — Елена Андреевна предложила мужу:
— Назовем сына — Гигант.
— Гига… — пробормотал тот, обдумывая, пойдет или нет.
— Гига, — согласилась Елена Андреевна.
— Сорванец не хуже пушкинского Гвидона, — сказал отец, поглядывая на сына сбоку.
Жена рассмеялась:
— У Пушкина очень хорошо сказано:
Сын на ножки поднялся,
В дно головкой уперся…
Елена Андреевна остановилась — забыла.
Вспомнил отец, Дмитрий Юрьевич:
Так и зарегистрировали родители Гигу: с шутками и с улыбкой.
