Никто ничего не знал. Машину делали, и Машину сделали. Что будет потом — поди-ка предусмотри…
Идею выдал аспирант Стась (впоследствии он отказался от идеи и от Машины в пользу НИИ). Душой проекта был неутомимый наш кормчий профессор Аполлинарий Павлович. Непосредственные исполнители — мы: НИИ, тридцать два человека.
Сомневающихся среди нас не было. Слишком много говорено о Машине, чтобы ее не сделать. Ее пора было сделать. Ее обязательно кто-то бы сделал. Почему не Стась?..
И вот воплощение наших стараний — шар, покрытый синим блестящим лаком, четыре метра в диаметре. Все в нем стремительно и масштабно, от названияМашина Времени — до открытого люка: входите! Все готово к полету в неведомое. Внутри шара гудит и потрескивает, как в топке локомотива. Что там сгораетвремя?.. По коже бегут мурашки.
— Друзья! — Аполлинарий Павлович поднимает руки. — В путь!
У раскрытой двери путешественники: Стась и два ассистента. Провожающие — сотрудники института. Никаких родственников! Все на работе: лаборантки в халатах, — ребята в комбинезонах.
Машину вывезли в поле, в котловину среди холмов.
Холмы древние, земля тоже под ними древняя — так говорили геологи, — платформа, не подвергавшаяся поднятиям и опусканиям миллиард лет. Это было очень важно там — чтобы Машина не попала в море или в горные складки.
В центре котловины болотце, поросшее камышом и осокой. На берегу — проселок. Кран и большегрузную площадку тотчас отправили в город. Остались машины сотрудников института — одна за другой вдоль проселка.
— Друзья!.. — Голос Аполлинария Павловича звучит растроганно.
Стась пожимает руки всем по очереди. Его помощники — Ярцев, Батищев — тоже.
— До скорого, — говорим мы.
— Ни пуха, ни пера… — Каждый немножко смущен, говорит то, что говорят в аэропорту, на вокзале.
Путешественники захлопывают за собой люк.
Шар изолирован от внешней среды, как будет изолирован в полете от времени. Только гул, передающийся теперь через почву, будоражит наши сердца.
Было ли это опасно? Вдруг произойдет взрыв, смерч? Об этом не думаем. Верим в идею, в Машину.
Стоим напротив закрывшегося люка, смотрим на шар. Светит солнце, синеет небо. Ветер несет в руке двух бабочек. В небе жаворонки. И все. Это запоминается до мельчайших деталей: бабочки опустились на одуванчик, он дрогнул и наклонился…
— Двадцать секунд, — говорит Аполлинарий Павлович — часы его сверены с часами Стася.
Бабочки вспорхнули — одуванчик распрямился.
