– Ну что, пошли?
– Куда? – Я невольно взглянул на отца.
– Куда-куда… Есть сукияки. В такую жару да в прохладе… вот поедим-то.
– Что, серьезно?
– Разумеется, серьезно, – заплакала мать. – Ведь расстаемся. Куда уж серьезней.
В вечерних сумерках мы втроем шли к воротам Каминаримон. На перекрестке Международной улицы был ресторан. У входа на маленьком вертеле жарили печень угря.
– Может, съедим по одной? – остановился отец.
И тут я понял, что от самого дома мы шли молча.
– Хорошая мысль, – оживился я. – Три штуки, пожалуйста.
– Перед сукияки? – возмущенно сказала мать. В ее голосе по-прежнему слышались слезы.
– Чего скупиться? Вон ему нужно отъедаться. Неужто неясно?
– Это вкусно, мама.
Я передал ей один вертел.
– Спасибо.
На ходу ели мы печень угря. Разговор опять оборвался.
Чтобы как-то разрядить ситуацию, отец остановился опять:
– Кстати…
– Что? – Я попытался сделать лицо повеселее.
– Там пирожки продают. Купи один пакет.
– Хорошо, идите вперед. Я догоню. Вернувшись назад, я купил пакет пирожков, выпеченных в форме божков.[21]
Дожидаясь сдачи, оглянулся – они так и не сдвинулись с места. Ждут. Будто вернулся в детство – делаю покупку под надзором родителей.
Все верно. После расставания со мной у родителей больше не будет Асакуса. Выходит, и я сегодня с ней прощаюсь. А отец просто хочет прикоснуться к воспоминаниям. Я подбежал к родителям и крикнул:
– Отец, может, тогда и сэмбэй [Сэмбэй (яп.) – тонкое сухое печенье их рисовой муки], что на углу ресторанчика суси.
– Давай.
– Я быстро – подождите, ладно, мам? Однако там все уже распродали.
– Ну почему именно сейчас? – вырвалось у меня. Я побежал обратно. В людском потоке родители смотрелись неказисто.
– Представляете, все продали. – Несмотря на свой возраст, я произнес эту фразу, будто школьник.
– Ничего не поделаешь, – словно опомнившись, буркнул отец.
Мать просто смотрела на меня.
– Тогда пройдем по торговому ряду [Торговый квартал Накамисэ в районе Асакуса – самый старый в Японии торговый квартал, основанный в конце XVII – начале XVIII веков]. Помолимся в храме, потом пойдем ужинать.
– Было бы неплохо, – с досадой в голосе проговорил отец. – Да только ничего не выйдет. Нам туда ходу нет.
– А я хотел помолиться богине Каннон…
Мать всплакнула. Она ссутулилась, и уже ничем не походила на бодрую картежницу.
Я буквально проглотил чуть не сорвавшуюся с языка фразу: «Все, больше никаких, никаких расставаний. Приеду опять, мама…»
– Ну что, пошли? – сказал отец.
