Лето с чужими | страница 38
Вращается вентилятор.
– Хидэо, иди сюда, – позвала мать.
Я уселся между родителями, стакан наполнили пивом.
– Ты что, сегодня в вечернюю? – спросила мать.
– Ушел я оттуда, слышь? У-шел.
– Вот оно что. Опять?
– Вот только не надо упреков. Или что – у нас есть нечего?
– Так-то оно так…
– Что я, нанялся? Никто, кроме меня, лепить не умеет. Стойка и пять столов. Они мне: «В сентябре выпишется мастер, потерпи всего месяц…» А с клиентами что будет, пока я терплю? Я же не могу на всех разорваться. Налепишь наспех – потом стыда не оберешься. Клиенты ворчат. В последнее время, правда, спокойные пошли, не скандалят, но дело-то не в этом.
– Понятно. Ладно, а то Хидэо пришел…
– Сама начала.
Я был вне себя от счастья. Когда они умерли, телевизоров еще не было. И пиво, и бобы, и тофу доставались с большим трудом. К тому же вентилятор у них – новый.
Как я за вас рад, мама. Как хорошо, что вы так живете, отец…
– Брось издеваться над пивом, это же не виски, – сказал отец.
– В самом деле. Не стесняйся. Деньги у нас есть, – сказала мать.
Я залпом выпил, мать сразу же подлила из бутылки.[13]
Мне захотелось купить им душ. И кондиционер. Привезти пива – да побольше. Но, пожалуй, ничего из этого не выйдет. Как в кинопавильоне: все выглядит реально, однако реальности здесь нет. Стоит мне уйти, как они вдвоем замрут, поблекнут и испустят дух.
– Выходит, ты живешь писательством?
– Да, пишу сценарии телесериалов. Солидно, да?
– Чего солидного? Писаки-то как раз жизни и не знают. Только строят из себя, а сами – ссыкуны. Если честно, терпеть их не могу.
– Ты чего такое говоришь собственному ребенку?
– Я не говорю, что он такой. Я только сказал, что они почти все такие. Малодушные писаки.
Я с интересом наблюдал, как важничает отец, по годам – моложе меня. Но с другой стороны, я ощущал некую пустоту. Как бы ни говорил отец в своей манере, говорит он лишь то, что думаю я сам.
Живущие здесь родители – не те, прежние, а лишь плод моей фантазии. Настоящих мертвых родителей, как ни старайся, уже не воскресить. Нужно прекратить этот онанизм. А с другой стороны, видя перед собой не иллюзию – живое, я задавался вопросом: «С чего ты взял, что они – плод твоей фантазии?»
– Отец, – сказал я, – дай-ка я пожму тебе руку.
– Пожмешь руку?
– И тебе, мама.
– Что, уходишь? Уже?
– Давай поужинаем.
В самом деле. Признаться, их слова звучали щемяще.
– Нет. Просто захотелось пожать вам руки.
– Запросто.
Отец подал руку, и я крепко ее пожал. Почувствовал ответную силу. Сам сжимать свою собственную руку я не мог.