Голос молодой, но это меня скорее смущало. Делать нечего.
Я открыл дверь.
Женщина, которую несколько дней назад я видел в холле.
– Не помешала? – В каком-то халатике из светло-зеленого хлопка с узором крупных цветов. Конечно, помешала – но сказать такое вслух я не мог.
– Вам чего?
Лицо какое-то белое. Для домашней одежды уж очень толстый слой грима, подумал я.
– Вы, наверное, знаете, да? – Таким голосом пересказывают сплетни.
– Знаю что?
– Что примерно в это время, – женщина потупилась, – почти каждый вечер во всем здании остаемся только мы с вами?
От ее слов меня как-то кольнуло – почти неощутимо, словно комар опустился на руку. Разве не естественно запереться на два замка, зная, что в доме больше никого нет?
– Нет, – ответил я. Таким тоном, будто мне все равно.
Женщина опустила голову. Было видно – она пытается как-то перебороть отчужденность в моем голосе. В другой бы раз я, перескакивая со слова на слово, наговорил ей всяких любезностей. Но в тот вечер я был жесток. Стоял и молчал.
– Вот… и все, – грустно промолвила женщина. Затем протянула бутылку в бумажном пакете. – Хотела в честь знакомства… – Прозвучало это как насмешка над собой. И тут же скороговоркой, как бы оправдываясь, она добавила: – Шампанское. – Голос ее повеселел. – Я открыла, но одна всю не выпью. Вот и подумала предложить. Извините. А то к утру оно выдохнется, – чудно засмеялась она.
– Спасибо, но… – Я попытался состряпать улыбку, однако лицо словно окаменело.
– Я не в смысле – праздновать… – Похоже, дамочка навеселе. – Мне подарили это шампанское два года назад. А тут захотелось выпить, поставила в холодильник, сегодня открыла. Пьяная, да? Я быстро пьянею. Примерно с трети. Если бы его не было, не решилась бы. Можно?
– Что?
– Войти.
Не хотелось. Не то чтобы она некрасивая. Просто беззастенчивость, с которой она обронила эту фразу, казалась в ту ночь неуместной.
– Что, нельзя? – с легким надрывом спросила женщина после небольшого замешательства. – Жаль. Сегодня… я одна… но стало так невыносимо… Долго сомневалась, и вот – пришла. Нас же в таком большом здании всего двое. Страшно. Я – с третьего. Если хотите, можно ко мне.
Похоже, она перепила.
– У меня срочная работа.
Я разозлился. Вот стерва! Нет, не эта, а та, что еще недавно была моей женой.
– Вы работаете?
– Да.
– Что, до сих пор?
– Да, срочное дело.
Восемьдесят три цубо[3] земли, двухэтажному деревянному дому всего шесть лет… Прихватив переоформленные на ее имя акции и вклады, моя бывшая сделала на глазах судьи мину: «Ты хочешь покончить с этим раз и навсегда? Пожалуйста. Денег на обучение сына не нужно». И за всем этим явно стоял Мамия.
