— Может быть, нам вызвать милицию, и вы им объясните, в чем дело? — строго спросила Мария Ивановна.
Зорич улыбнулся.
— Что же я такое натворил?..
Мария Ивановна встала на тропинке, перекрыв собой отступление Зоричу.
— А как ваше имя-отчество? — шутливо спросил он.
— Мария Ивановна. Я местный экскурсовод.
— А я биолог и изучаю жизнь растений разных возрастов.
— Вы должны были прийти к нам в дирекцию, предъявить командировочное удостоверение, и все было бы… по правилам…
— Я, донимаете ли, пробую один аппарат собственной конструкции… — Зорич показал на свой чемоданчик.
Позже, когда они довольно обстоятельно поговорили о том, чем Зорич занимается у себя в лаборатории, как вообще ему там живется, Мария Ивановна рассказала о себе, и он поведал ей о своих «растениеводческих» коллегах, признался, что даже не знает, в отпуске он или уволен из лаборатории.
Расспрашивая Машу о жизни Великого Поэта в Михайловском, Зорич то и дело допытывался, не известно ли ей или кому-нибудь другому, возле каких деревьев мог ходить Пушкин, под какими отдыхать. Он доверился Маше, что его занимает мысль, высказанная академиком Лихачевым о том, что в Михайловском деревья помнят Пушкина. Зорич уверял, что у деревьев есть действительно механизм памяти.
Вечером, когда рабочий день закончился, когда экскурсанты разъехались по кемпингам, турбазам или отправились в свои города, Маша пригласила Зорича в свою небольшую, всю уставленную книгами комнату, приготовила чай и начала рассказывать о Пушкине. Она говорила без пафоса, но с каким-то присущим ей одной вдохновением, без механического, каждодневного повторения одного и того же для новых групп экскурсантов.
Маша делилась сокровенными размышлениями и впечатлениями, которые накопились за годы жизни в Михайловском. Она рассказывала Зоричу об обстановке комнат пушкинского дома, о вещах поэта, его рукописях, она о каждой из них говорила так, что и для Зорича все становилось одухотворенным, беспредельно понятным, он чувствовал себя причастным — свидетелем и участником.
VI
Человек должен, верить, что непонятное можно понять, иначе он не стал бы размышлять о нем.
В. Гёте
Это был необычный вечер для обоих — Зорич не просто узнавал что-то новое, он по-другому воспринимал то, что, казалось, знал хорошо и прежде. И Маша как бы заново соединяла все известное о поэте в одно целое.
Не только для Зорича, но и для себя она теперь вновь открывала жизнь поэта. Она процитировала Зоричу известные строки о том, как однажды сюда в июне 1825 года нагрянули гости, друзья Пушкина. Позже они об этом напишут, что встретили Пушкина в лесу:
