— Нет, Стэн, чудес больше не будет! Бруно нет, охранять нас некому. Рассчитывать придется только на себя, понимаешь?..
— Та-а-к!.. — говорю. — Ясно! — Чего уж тут не понять: выходит, вся их дьявольская сила в Бруно была, в машине этой, а Лота с Яном такие же, как мы. Вернее — почти такие же, души те у них — словно из другого материала: чище, светлее…
А Лота назад смотрит, на установку, над которой красный огонь мигает. То ли прощается, то ли не решится никак. И тут мне вспомнилось, как она сначала проговорилась: мол, тебе нельзя оставаться! Не случайно у нее это вырвалось, получается, что ей-то чертово это излучение не страшно, а все дело во мне, из-за меня она собирается отсюда выйти, собой пожертвовать. Э-э, нет, думаю, этому не бывать!
Наклонился я, подобрал автомат — кто-то из охраны, удирая, бросил. Затвор передернул.
— Значит, — говорю, — туда? — И на ворота киваю.
— Туда, — отзывается эхом. Что ж, все ясно, живыми к этим лучше не попадаться; после всего, что было в фургоне и здесь, под куполом, они уж, конечно, постараются!
— Вот что, — говорю, — Лота!.. Я все понял. Сейчас ты откроешь дверь, и я выйду! Один — понятно? Не вздумай за мной идти — все равно не позволю!..
Смотрю, глаза у нее потеплели, черноты поубавилось. Придвинулась ближе, головой качает.
— Эх, ты, — говорит, — мальчик!.. Разве между настоящими людьми так дела делаются?! А ты подумал, каково мне будет?.. То-то же!
Сказала — и дрогнул я. Понимаю разумом, что глупость она сделать собирается, что смешно даже сравнивать нас — да кто я перед ней?! а сердце подсказывает: ее правда, у них, у настоящих, и в самом деле так не водится — бросать друг друга.
Лота тем временем автомат у меня отбирает — и в сторону.
— Не надо этого! — говорит. — Больше у вас никто никого не будет убивать. Я же обещала: все теперь станет иначе! И не бойся ничего — не посмеют они, увидишь…
То ли успокоить она меня хотела, то ли действительно надеялась — у меня на сей счет свое мнение было. И если бы мог, если бы решился, своими руками бы ее жизни лишил — все лучше, чем к жрецам!
Обняла вдруг крепко, в губы поцеловала, шепчет:
— Ты только выдержи, милый, прошу тебя — выдержи! Ведь самая малость осталась…
