Некоторые не спят:
Всматриваются — и в скры-
тнейшем лепестке: не ты!
Некоторым — не устав:
В час, когда на всех устах
Засуха последних смут —
Некоторые не пьют:
Впытываются — и сти-
снутым кулаком — в пески!
Некоторым, без кривизн —
Дорого дается жизнь.
25 июня 1922
«Ночного гостя не застанешь…»
Ночного гостя не застанешь…
Спи и проспи навек
В испытаннейшем из пристанищ
Сей невозможный свет.
Но если — не сочти, что дразнит
Слух! — любящая — чуть
Отклонится, но если нáвзрыд
Ночь и кифарой — грудь…
То мой любовник лавролобый
Поворотил коней
С ристалища. То ревность Бога
К любимице своей.
2 июля 1922
«Неподражаемо лжет жизнь…»
Неподражаемо лжет жизнь:
Сверх ожидания, сверх лжи…
Но по дрожанию всех жил
Можешь узнать: жизнь!
Словно во ржи лежишь: звон, синь…
(Что ж, что во лжи лежишь!) — жар, вал…
Бормот — сквозь жимолость — ста жил…
Радуйся же! — Звал!
И не кори меня, друг, столь
Заворожимы у нас, тел,
Души — что вот уже: лбом в сон.
Ибо — зачем пел?
В белую книгу твоих тишизн,
В дикую глину твоих «да» —
Тихо склоняю облом лба:
Ибо ладонь — жизнь.
8 июля 1922
Думалось: будут легки
Дни — и бестрепетна смежность
Рук. — Взмахом руки,
Друг, остановимте нежность.
Не — поздно еще![2]
В рас — светные щели
(Не поздно!) — еще
Нам птицы не пели.
Будь на — стороже!
Последняя ставка!
Нет, поздно уже
Друг, если до завтра!
Земля да легка!
Друг, в самую сердь!
Не в наши лета
Откладывать смерть!
Мертвые — хоть — спят!
