Он лежал, чувствуя, как горячая волна заливает грудь. Взгляд его был направлен в зенит, где чуть сверкало неподвижное пятнышко. И тут ко всему этому грохоту и реву прибавился еще один звук — монотонное гудение. Это шли бомбардировщики со свастикой на крыльях, прикрываемые истребителями. Три бомбардировщика вдруг отделились от общей массы и взмыли вверх.
"Сандро, Оза, Вина… Не успеют".
— Старт, — прошептал он.
— Васька, ты что? — прохрипел лежавший рядом солдат. — Зачем вставать? Команды еще не было…
— Старт, Сандро, старт. — Он приподнялся на локтях, небритый, серый и страшный. Грязная шинель на груди набухла кровью.
Он успел заметить, как рванулось ввысь блестящее пятнышко корабля.
— Ты лежи, Вась, лежи. В атаку сейчас пойдем.
Странное черное дерево, похожее на фонтан, выросло перед ним, и десятки его частичек впились в тело.
Последнее, что он услышал, было:
— В ата…
Вселенная вздыбилась, перевернулась и погасла.
Мир, из которого он прилетел или, быть может, который просто придумал за несколько мгновений, и мир, в котором он жил, исчезли для него навсегда.
А из окопов выплеснулась и покатилась вперед волна оглушенных, грязных, разъяренных, что-то орущих солдат…
1
Началось все с простой шутки. Мне до смерти надоели глубокомысленные нравоучения филателистов и нумизматов о большой познавательной ценности марок и монет, о том, что, к примеру, нумизматика расширяет кругозор человека. Когда я ближе познакомился с этими все-таки по-своему интересными людьми, то узнал, что их волнует только приобретение какой-нибудь редчайшей марки или монеты. А все остальное является лишь длинной прелюдией к этому. Позже я узнал, что есть люди, коллекционирующие спичечные коробки, давно вышедшие из пользования, и, жалея их бесполезный труд, повинуясь какому-то внутреннему порыву или просто из чувства противоречия, заявил, что буду коллекционировать улыбки.
Это вызвало безобидные, хотя и продолжительные насмешки окружающих. Постепенно друзья и знакомые забыли об этой моей нелепой выходке. Забыл и я.
Прошло несколько лет, и однажды, это было на выпускном балу в политехническом институте, я увидел Энн… Увидел совершенно другими глазами, хотя знал ее уже лет десять. Ее болезненно нервное выражение черных глаз, хрупкую мальчишескую фигуру, так и не развившуюся в фигуру девушки.
— Сашка, — сказала она, как всегда, просто, — хочешь, я тебе что-то подарю?
— Хочу, — ответил я глупо и беззаботно, словно мне предлагали яблоко.
