Кроме всего этого, она была исключительно лицемерной, с посторонними изображала очень слабую, несчастную женщину, которую легко обидеть, больную, убогонькую, хотя силы у неё было, как у хорошего мужика, особенно, когда разъярится. В таком состоянии она даже могла бегать, подскакивая на больной ноге. Она гордилась тем, что она – непорочная девица, считала себя очень набожной, чуть ли не святой. К ней приходили простодушные женщины и просили помолиться, чтобы дочка в институт поступила, или чтобы муж перестал пить. Она охотно соглашалась, всегда для каждого находила утешительные слова, обещая помолиться, и не отказывалась от подарков. Но кушать их батоны и варенье она брезговала. Хлебом она кормила голубей, а из варенья делала бражку и от души угощала соседских мужиков-пьяниц, а те благодарили её, пели дифирамбы и очень уважали. В глаза она всех хвалила, а когда уходили, чихвостила на все корки – у всех находились недостатки. Врала она мастерски – никогда нельзя было догадаться, где ложь, а где правда. Мама была глупее её, и враньё её было "шито белыми нитками".
Вот и все её недостатки. В остальное время, когда бесы отпускали её, Мария Васильевна была добрейшим человеком. Она жалела всех людей, попавших в беду. Вспоминая о чужих несчастьях, она плакала настоящими слезами, сострадала всем убогим, испытав горечь собственной ущербности. Она жалела птичек, бабочек, мотыльков, привечала кошек. Только у неё цвели пышным цветом великолепные домашние растения, заполнив собой все окна, стол и даже пол. Она разговаривала с ними, как с живыми существами, и не позволяла нам даже дотрагиваться до них, когда они нам мешали. "Они живые, и всё понимают", – говорила она. Она любила детей и, наверное, всех, кто был слабее или несчастнее её. Когда я была ребёнком, она была исключительно добра ко мне, ничего не требовала от меня, ни за что не ругала – для этого была мама, которая держала меня очень строго. Мария Васильевна постоянно вмешивалась и защищала меня. Если мама запрещала мне читать книги в тёмной комнате, чтобы я не испортила зрение, и прятала их, то Мария Васильевна потихоньку подсовывала их мне и говорила, что она меня не выдаст. Я её не боялась и была очень привязана к ней. Когда она и мама ссорились, я всегда была на стороне своей няни. Да она и была мне ближе матери, так как постоянно была со мной, а мама постоянно пропадала на работе. Когда я поступала в медицинский институт, Мария Васильевна дала обет Богу – не есть мясо и рыбу до тех пор, пока я не поступлю и не закончу институт. А когда я закончила институт, вдруг что-то случилось с Вовой, он верещал, а мы не понимали, что у него болит. В посёлке не было ни врачей, ни скорой помощи, и тогда Мария Васильевна обратилась к Богу, обещая не есть мясо и рыбу до конца жизни, лишь бы Вова выздоровел, и сдержала своё слово. Вот такой это был преданный нам человек.
