Больше Леднев не приставал к Лаврову с вопросами.
Ведь не все и не всегда одним умом решается, что-то и от чувства идет могут иногда люди совершать поступки, которые потом и самому себе не объяснишь?
С тем бы Леднев и остался, да Лавров сам к нему подошел, сказал:
- Сначала так мне тошно было, что хоть на автоматы их грудью бросайся. Но тут меня одна девчонка здорово поддержала, никогда не забуду.
Лавров помолчал - видно, воспоминания очень сильно его взволновали. А Леднев удивился, спросил:
- Какая девчонка?
- Да вот... после первого допроса. Остался я сидеть на завалинке. Хоть на солнце погреться, пока в подвал не загнали. Рядом четверо часовых с автоматами, а вокруг стеной дивчата набежали во время допроса из соседних деревушек. Часовые их, конечно, отгоняли, да ведь им любопытно! И вдруг за мной приехали на машине два жандарма. Тут сразу суматоха: жандармам надо взять с собой протокол допроса, а им часовые суют мой парашют. Жандармы в сердцах его отшвырнули, пошли в штабную хату. Ну, дивчата и воспользовались: мигом разорвали шелк - на платки! Часовые было их отгонять взялись, да боятся от меня отойти. Все же в сутолоке этой ко мне девчушка лет десяти-двенадцати прорвалась, сунула кусок пирога с вишнями и хлеба полбуханки. Хлеб часовые заметили - отняли, а пирог я успел спрятать. Дед там еще один был - я все на него смотрел. Так он мне, представляешь, в пояс поклонился. И я тогда подумал: "Нет, не поддамся немцам зазря, на пулю не буду нарываться, а все-таки любую возможность использую, чтоб сбежать".
Снова Лавров замолчал. Но теперь Леднев его не торопил, ни о чем не спрашивал. Думал: что испытывал бы на месте Лаврова? Наверно, те же чувства...
И Лавров заговорил сам:
- Да вот еще-уже во второй деревне... или в третьей... Меня туда привезли к вечеру - темнеть стало.
Показали: вылезай, мол! Часовые вокруг встали тесно, засветили карманные фонарики. Наконец повели. Смотрю: вот уж дома на исходе выходим в поле. Потом вижу: сбоку ров тянется. Мы идем мимо него, по самому краю. "Ну, думаю, все!" И веришь ли, сделался я словно неживой, словно меня что-то сковало. Ноги передвигаю, а чувствовать, думать о чем-нибудь-не могу... Но вот провели мимо рва, и поле кончилось, опять пошли какието хаты, садочки возле них... Завели меня в один дом.
Показали: ложись, спи. На голом глиняном полу. Ну, голова горит, пить хочу-нет спасу, а тут еще мысли разные лезут-нельзя ли сбежать? Никак не могу заснуть. Слышу за печкой, в соседней комнатушке, люди между собой разговаривают. Мол, вот скоро наши придут, а летчику этому бедному... И так мне себя жалко стало, хоть плачь. Ну, тихо попросил: "Дайте воды!"
