В этом месте её биографии чётко просматривается точка выбора. (Ну, это для тех, кто в данную категорию верит.) Иными словами, с этой самой минуты оказался вполне возможным такой вариант её судьбы (схематично рисуем цепочку): формальный брак – легализация – натурализация – европейский паспорт – европейское образование – перспективная специальность – высокооплачиваемая должность – постоянное развитие всех способностей. А соблазнённый обилием чар фиктивный муж (вариант: бывший фиктивный муж) – некая изюминка этой вынужденно-прагматичной цепочки – выполняет функции весьма нетривиального любовника. Этакий Жерар Депардье из фильма «Les Valsesuses».
Красивая картинка, правда? Нам кажется, да. Как сказал классик: ветвь, полная цветов и листьев.
Но…
Она выбрала иную ветвь.
Опять же – она выбрала – это для тех, кто в такие заклинания верит: свобода выбора, воли и т. д. На наш взгляд, иная ветвь выбрала её сама.
В период, предшествовавший подаче документов (на регистрацию злокачественного новообразования), жених продолжал жить по-прежнему. Тому доказательствами были (хотя он, собственно, ничего и не скрывал) оплывшие свечи в бутылках, полная раковина немытой посуды (с явным преобладанием рюмок), книга «Misdaad en straf»[2] на диване, окурки на полу – и, на письменном столе, забытые (а то и оставленные на память) кружевные женские трусики.
Она же, благословенная и отчасти даже непорочная невеста (если принять во внимание аспект сугубо онтологический), продолжала пребывать в среде международных бомжей и местных наркоманов, а именно: в закутке два метра квадратных, принципиально не разговаривая с напарницей по койке – и бурно всхлипывая по ночам в грязноватую подушку. Почему всхлипывая? А как вам нравится этот антураж – этот, с позволения сказать, пейзаж после битвы – оплывшие свечи в бутылках, полная раковина немытой посуды (с явным преобладанием рюмок) и, главное, – забытые (а то и оставленные на память) кружевные женские трусики?
И вот – звонки к маменьке в далёкий Киев, рыдания в трубку. А маменьке – нет бы напомнить дочери о фиктивной сущности её будущего брачного договора, нет бы поговорить о сияющих перспективах новой жизни на новой земле, нет бы сориентировать дочь по части образования и, кстати сказать, самоуважения – нет: красавица-мама, на свою и дочкину беду, выросла-вызрела под зловещей сенью литературы для народа, а в той изящной словесности образ женщины, жены из народа (с кем наша героиня должна была бы себя идентифицировать), – оказался надолго закреплённым в таковых картинках:
