Объясняться с капитаном Фондорину было недосуг, а топтаться на месте, когда всё тело сотрясается от жажды немедленного действия, мучительно. Поэтому профессор нашёл себе дело.
Поглядывая вверх, чтоб случайно не угодить под «горох», он сходил за своим сундучком, где среди прочего лежали медицинские инструменты, и занялся ранеными. К виду искромсанной плоти и потрохов Самсону, опытному анатому, было не привыкать. Его мозг, и всегда-то скорый, ныне работал вдесятеро быстрее обыкновенного; руки и того резвее. Одного взгляда профессору хватало, чтобы определить вид ранения и принять решение: чистить ли, брызгать ли спиртом, перевязывать, вправлять, зашивать либо класть шину.
Как раз настало затишье в канонаде. Теперь можно было посекундно не задирать голову.
Вокруг стонали и кричали раненые, командиры с руганью выравнивали потрёпанные шеренги, с топотом и лязгом подбегало пополнение. Все эти шумы сливались для Фондорина в один невнятный гул.
– Рота-а, огонь! – густым голосом, очень протяжно (так показалось Самсону) закричал капитан.
Раскатистый долгий залп ружей заставил профессора выпрямиться с только что ампутированной стопой в руках и оглядеть поле.
Положение переменилось. Французы шли в атаку.
Прямо на редут, блестя штыками, двигалась плотная сине-белая масса. По-орлиному зоркие глаза профессора не только рассмотрели на развёрнутом трёхцветном знамени цифру «61», но и прочли золотые буквы «Valeuret discipline».[11] То шёл знаменитый 61-й полк, один из лучших в наполеоновской армии, составленный из ветеранов Аустерлица, Иены, Экмюля и Ваграма. В сотне шагов от бруствера строй остановился. Сомкнулся плечо к плечу, закрыв образовавшиеся прорехи. Из идеально выровненных ружейных стволов выскочили облачка дыма.
Даже обострённому берсеркитом взгляду полёт пуль был невидим, но пригнуться к земле Самсон, конечно же, успел. Над ним словно пронеслась стая жужжащих комаров. Там и сям закричали люди, многие упали.
Проворный лекарь со вздохом вернулся к своему занятию.
Французы вели пальбу по защитникам плутонгами: опорожнив ружья, шеренга отбегала назад, в хвост колонны, чтоб дать место следующей. Это профессору понравилось больше, чем канонада, когда орудия палили вразнобой, как чёрт на душу положит. Здесь же можно было отрываться от работы не ежесекундно, а всего четыре раза в минуту. Перед каждым следующим залпом Самсон Данилович ложился на землю и даже успевал подстелить полотенце, чтоб не слишком марать панталоны (манжеты и рукава у него были безнадёжно запачканы кровью).
