У ворот мертвая тишина. Не отводя от Лехи укоризненного взгляда, Киричук говорит негромко, чтобы слышала только наша пятерка:
– А ще Рысь! Потом отворачивается и командует громко, как обычно:
– Пятерка, проходим в зону! Следующая!
Лехе Еремченко повезло, что шмон проводил Киричук, а не другой надзиратель. Никакого наказания не было. Поодаль стоял командир дивизиона Рогов. Человек строгих правил, он внешне подтянут и
выдержан. Его жена работает в лагерной спецчасти, у них восьмилетняя девочка. По колымским меркам – культурная офицерская семья. Мне она увиделась в другом свете, когда люди, бывавшие в их доме, передали разговор отца с дочерью. Он рассказывал об осужденных, нарушивших дисциплину. Белокурая крошка, просто куколка, вспомнив, видимо, как застреленных беглецов привозили к вахте и сбрасывали возле ворот, нежными ручонками обхватила шею отца: «Папа, а ты их опять положи около вахты и расстреляй, чтобы другие боялись!»
Я почему-то думаю, хочу думать, что в доме Киричука, человека малообразованного и грубого, дети вряд ли когда-нибудь скажут такое отцу.
– Туманов?! – окликает меня знакомый голос. – Да обернись же!
Киричук снова ведет меня в изолятор. Я шагаю впереди, он за мной. У вахты вижу
агитбригаду. В ее составе, говорят, Вадим Козин. Сегодня у нас концерт, но мне не до того.
– Да обернись же!
Оборачиваюсь и не верю глазам: Димка Янков! Командир подводной лодки. Это мы с ним
сидели во Владивостоке в 41-й камере, шли одним этапом. Димка, напомню, слушал «Голос Америки» и за это был осужден. Насколько я успел узнать, он прекрасный человек, с хорошим музыкальным образованием – играл на кларнете.
– Какими судьбами?
Как оказалось, в тот день в столовой Перспективного действительно должен был
состояться концерт агитбригады Заплага с участием Вадима Козина. Среди музыкантов – кларнетист Димка Янков. Он отбывал наказание неподалеку, в поселке Ягодном – это Северное управление.
– Вин хто тэбэ? – спросил меня Киричук.
– Вместе сидели во Владивостоке.
– У нас тут сегодня концерт, – повторяет Димка. – А ты куда?
– В изолятор.
– Мы что же, так и расстанемся?
– Видно, Димка, не судьба!
– Да ты что! У меня ж тут никого больше нет… Киричук топчется на месте.
– Слухай, Туманов, изолятор по тэбэ всегда плаче, но вин от тэ бэ не уйдэ. Зараз вэртайся на концерт, а ввечеру мы будэмо топоты до изолятору.
Лагерная столовая вмещала не больше тысячи человек. Из заключенных на концерт попадали далеко не все.
