– Отдай нож! – протягивает руку Киричук.
– Отдам за вахтой, гражданин начальник.
– Ты чем его ударил? – спрашивает он, рассматривая лежащего в луже крови
Ерофеевского.
– Рукой.
– Ни, цэ не рукой. Це гырей! Ты куда гырю спулив? – настаивает Киричук. Он уверен, что для такого увечья использован тяжелый предмет, вроде гири.
Я повторил, что рукой.
Меня ведут в надзирательскую. Командир дивизиона Рогов, тоже видевший Ерофеевского, покачал головой:
– Рукой так не ударишь. Скажи, что у тебя было?
Хотя стояло лето, в надзирательской топилась побеленная известкой большая печь из
кирпича. На печи надзиратели заваривали чай. Я говорю:
– Смотри, начальник, – и голой рукой бью в печь. Кулак проломил кирпичную кладку, из
дыры повалил дым.
В надзирательской воцарилась тишина.
Меня увели в изолятор.
Пришел из санчасти Киричук, успокоенный:
– Прыдурки (он имел в виду врачей) установили, шо ты его ру кой пызданув.
– Я же говорил. На следующий день на поверке, когда вся зона выстроилась, Киричук по
громкоговорителю сказал:
– Так, кто хочет в институт красоты, шоб заячью морду пидделать, – к Туманову в
лизолятор!
Это мне расскажет Боря Барабанов, когда тоже попадет в изолятор.
Года через два я снова встретил Ерофеевского. Его лицо являло собой жуткое зрелище: проваленная височная кость, верхняя челюсть и щека просто прилипли к носу. Квазимодо по сравнению с ним был бы красавцем. Но жалости я тогда не испытал. Да и сейчас бы не пожалел этого беспредельщика.
Борис Барабанов рассказывал об этом Высоцкому, а Володя – Марине Влади. Так эта история попала в книгу «Владимир, или Прерванный полет» (с некоторыми неизбежными при пересказе неточностями).
Киричука же я знал и с другой стороны.
Однажды наша бригада возвращается после работы в лагерь. У ворот колонну останавливают, идет обычный шмон. В нем участвует и Киричук. Проверяют по пять человек разом. Я оказываюсь в пятерке с Лехой Еремченко по кличке Рысь. Он с Украины, земляк Киричука. Они, кажется, из одной деревни. У Лехи, который снова собирался бежать, завернут в рукав паспорт на чужое имя. Ладонь Киричука останавливается на мгновение на Лехином рукаве, и всем становится ясно, что Рысь глупо попался.
Киричук выкатывает на Леху удивленные глаза. Я хорошо помню эти зеленые глаза на смуглом рябом лице. Взгляды Киричука и Лехи на миг пересекаются. Зная взрывной характер старшего надзирателя, я представил, что сейчас произойдет, какие ругательства и наказания посыпятся.
