Чувствую удар по спине и резко поворачиваюсь, подняв меч.
Стейнтор. Поднял успокаивающе руку. Усмехнулся.
― Спокойно, Убийца Медведя. Это хорошо сделано, чисто, как все, что я видел, ― но не глазей на него, иначе кончишь тем, что ляжешь рядом с ним.
Однако битва уже завершилась. Дружинники ― те, кто не стонал и не лежал, точно маленькие мешки на мокрой земле ― бежали, даже не задержавшись, чтобы взять своих лошадей. Предводитель их был повержен, расчленен совместными усилиями Эйнара и Скапти. Запыхавшиеся варяги стояли, расставив ноги или на коленях, и, опустив головы, ловили воздух. Одного или двух, я заметил, рвало.
Стейнтор со знанием дела ощупал тело подле меня, довольно хрюкнул и поднялся с двумя маленькими кусками рубленого серебра и талисманом в виде монеты. Он швырнул талисман мне, а серебро сунул себе в сапог.
― Подарок на память, ― усмехнулся он и пошел к следующему.
Эйнар чистил свой меч. Скапти Полутролль ходил среди тел, проверяя, все ли дружинники мертвы.
Иллуги поил чем-то из фляги одного из наших, тот лежал, дрожа под дождем, прижимая руки к животу. Кровь сочилась между его пальцами.
― Итог? ― осведомился Эйнар.
Скапти зажал одну ноздрю пальцем и высморкался.
― Восемь мертвы и куда больше тех, кто почувствуют, сколь скверно ранены, когда очухаются от страха, что заставляет их бежать.
― У нас?
― Несколько раненых. Харальд Одноглазый ― серьезно: кто-то отсек ему половину ступни, так что придется его нести. А у Харлауга рана в живот, ― ответил Иллуги.
― Плохая? ― спросил Эйнар.
Иллуги не ответил, подошел к стонущему человеку, принюхался и вернулся к Эйнару.
― Думаю, рана тяжелая, но чтобы убедиться, понадобится не меньше часа. Придется нести, а это его убьет наверняка.
Эйнар огладил мокрый подбородок, потом пожал плечами. Он взял свою короткую секиру и подошел к Харлаугу. Вокруг него собрались остальные, снимая с мертвых, что могли найти. Моросил мелкий тихий дождичек.
― Харлауг, ― сказал Эйнар. ― У тебя рана в живот. Иллуги Годи напоил тебя своим супом, и он чует его запах уже теперь.
Слова повисли в воздухе. Человек хрюкнул, будто его опять ударили. Лицо, и без того уже бледное, стало молочным, он облизнул сухие губы. Потом кивнул. Он знал, что это значит, когда чувствуешь запах супа Иллуги из твоего распоротого живота.
― Проследи, чтобы Турид, моя жена, получила мою долю, ― сказал он. ― И скажи ей, что я хорошо умер.
Эйнар кивнул. Кто-то бросил ему секиру, и он взял ее, вложил в руку Харлауга и крепко сжал его пальцы на древке.
