— Сыграй что-нибудь! — сказал Карп, имевший пристрастие к пению.
— А что?
— Что хочешь.
— Меня зовут Серафим, — зачем-то сказал мальчишка и запел очень высоким голосом, почти фальцетом:
Меня взяли на войну,
Да не п… ши ни одну.
Да-да, ни одну,
Да-да, ни одну…
Карп вздрогнул и больше не просил Серафима петь. Но тот продолжал:
И зачем она, проклятая война,
Катя ходит там по улице одна.
И когда б теперь никто не воевал,
Я б на бревнах Катю обнимал.
Я б ее за плечи обнимал,
Может быть, потом поцеловал.
Катя сладкая и темная лицом,
Схороводится теперь с тем старым подлецом.
А меня везет железкин эшелон,
В люке видимо движение колонн.
. . .
Меня взяли на войну,
Да не п… ши ни одну.
Буданов спросил: «Ты сам сочиняешь?»
— А чего их сочинять. Они сами сочиняются. Пою, что поется.
— Ну, спой еще, — попросил Володя.
Мальчишка не отвечал некоторое время, потом поднял свою гармошечку:
Что ж ты, Катя, носишь косу,
Берет носишь набекрень.
Может, пуля меня скосит,
Не понюхаю сирень.
— Повеселей что-нибудь сочинить не можешь?
— Я не сочиняю, я с вас списываю. А чего веселого опишешь? Посмотри на себя.
— А ты сочини, чтоб мы повеселели.
— Про веселое просишь?..
Вот бычки по травке ходют,
Хвостами машут весело…
— Вот тебе про веселое, — потом продолжает, —
А в загоне перед бойней
На глазах у них стекло.
— Ну тебя! — сказал Старик, рассердившись. Но Серафим продолжал:
Дождичек на трактор каплет,
Дождик трактор не сломает.
Тракторист целует Катю,
Для чего, не понимает.
— Это ты, что-ли, тракторист?
Певец не отвечал. Лег назад, на спину, гармошечку положил на живот.
Песни Серафима я тут же записал. К сожалению, такое состоялось один раз за всю войну. Дальше было не до этого.
… Воспоминания запеклись.
В начале июля Ирочка писала Дине…
«… А здесь, в Ленинграде, у нас образовалось братство жен. В самом трудном положении жена Карпа — Анжелика. У них четверо детей. (Позже, в блокаду умерла она и умерла одна дочь, остальных детей вывезла его сестра Фира — настоящее имя ее Фекла.) А Карпу, несмотря на то, что он доцент и Кандидат экономических наук, всего тридцать лет. Он выглядит очень молодым. Мне рассказывали, что когда он был уже студентом, то ходил на лекции в коротких штанишках и с пионерским галстуком. Карп был первым пионером Ленинграда и ездил на съезд в Москву как почетный пионер. Ну и что? А мой Левка ходил на лекции, на первом курсе, в красной майке (без рукавов). Теперь это смешно, а тогда, в 32-м году, это было тоже смешно, но лучше, чем прийти в галстуке.
