Елену я надыбал у известной советской писательницы Нины Садур, которую мы посетили с Ларисой и Вельмой. Нина была сибирячкой, жившей на Гоголевском бульваре. У нее в гостях находился еще похожий на хиппи карлик, представившийся критиком «Литературной газеты», он коллекционировал книги Бертольда Брехта. Меня это не интересовало. Я занимался исключительно современной литературой.
Нина Садур была энергичной теткой, безостановочно моловшей всякий бред. Все говорили по-русски, и только Вельма Кишлер, иногда бросала мне несколько переведенных на немецкий язык слов, словно кость собаке. Поэтому я сидел в углу и дулся, дополнительно надуваясь вином и водкой.
В тот вечер я увидел Елену. Темные длинные волосы, крутой лоб и лишенное всяких эмоций лицо. Она была художницей. Ее картины, фотографии которых она мне показала, были весьма любопытны. Странные шизоидные мотивы. Они мне приглянулись. Я пообещал ей опубликовать их в своем журнале.
После того, как мы выдули все запасы спиртного, меня послали гонцом в гастроном, а Елену отправили показать мне дорогу. По пути она спросила меня очень серьезно:
— Russian women good?
Я утвердительно кивнул, что ее ужасно обрадовало.
Мы прошли через маленький сквер, в котором торчал металлический Гоголь. Я его сразу узнал по прическе каре, ведь именно это отличает его от других русских писателей. Художница завела меня в весьма приличный магазин с умопомрачительными ценами. Завидев мое смятение, она показала мне на грязный киоск на другой стороне улицы. Это было то, что надо. Здесь все было дешево. Я накупил сигарет и водки.
Я нежно взял ее за руку, и она покраснела.
Пьянка была в разгаре. Нина Садур зажала меня в коридоре.
Страстно, словно сибирская рысь, она впилась мне в губы. Все сидели на кухне. Поэтому мы с писательницей уединились в комнате. Повалив меня на пол, она распустила собранные в пучок серые патлы. Взор мой затуманился. Я не мог ей противиться. Она прекрасно знала свое дело. Ее жадные губы сомкнулись вокруг моего члена, оставляя на нем липкие следы гигиенической помады. Пальцами рук она перебирала мне яйца.
Приехав в Москву из провинции, она сделала блестящую литературную карьеру, а теперь хотела получить еще признание Запада. И она его получила, чуть не захлебнувшись им буквально всего через несколько минут. Теперь оно медленно стекало по ее подбородку.
Елена ушла с нами и с карликом из «Литературной газеты», который потом распрощался. Она шла к нам. Ей негде было жить, а у нас в квартире было три комнаты. В одной спал я, в другой — Вельма, а в третьей мы поселили Елену.
