Улица Марата | страница 50



Хуй с ней! Виктор хотел говорить со мной без свидетелей. Он сунул мне вырезку из старой ГДР-овской газеты со своим текстом. И еще какой-то потертый русский журнал, где он был сфотографирован, гордо утверждая, что он последняя надежда русской литературы.

Я заговорил о Салмане Ружди, но он заявил, что это хуйня. Ружди был раскручен на Западе, потому что исламский вождь Хомейни потребовал его смерти. И хотя Хомейни уже давно поставил тапки в угол мечети, этот его призыв по-прежнему приносил Ружди политические дивиденды, успешно влияя на развитие его карьеры.

Мы сидели на поребрике тротуара, как два волоска на лысине. Была поздняя ночь. Мне стало страшно, ведь нас могли ограбить. Я заторопился к метро, боясь зависнуть ночью хуй знает где. Санчук довел меня до ближайшей станции, где я погрузился под землю и похуярил на «Маяковскую».

С огромным количеством алкоголя в крови я ебнулся на свой матрас и отрубился. Водка не оставляла после себя особых физических последствий, но зато оставляла психические. На следующий день после перепоя обычно наступал дерпессняк.

Это было подходящим состоянием для совершения суицида, поскольку в мир возвращаться не хотелось. Один друг моей молодости выстрелил в рот из ружья, оставшись уродом. Подобные последствия меня отпугивали.

С бодуна мне приходили на помощь апельсины, лимоны, чеснок, йобурт, кефир, творог и зеленый чай. В стране победившего алкоголизма алкоголь является таким же наркотиком, как гашиш в Азии или кокс в Латинской Америке.

Настоящую русскую водку делают из картофеля. Она хорошо спасает от зимних морозов. Но сейчас было лето, поэтому ни о каком спасении не могло быть и речи.

В квартире друзей Ларисы, выходившей окнами на помойку, на меня навалилась клаустрофобия. Отсюда взгляд упирался только в стены, даже из форточки туалета. Вокруг плотно толпились дома. Однажды из какого-то окна я услышал слабое женское пение. Мне стало жутко.

Елена, забытая мной у Жарковского, уже несколько дней не приходила. Я боялся, что она не появится больше уже никогда. Я спросил у Вельмы, придет ли Елена? Она хорошо знала русских женщин.

— Конечно, придет, — ответила она.

Дело в том, что я подарил сибирячке фирменные лиловые штаны из сэконд-хэнда, которые я прихватил с собой вместе с другим барахлом — юбками, блузками и колготками, чтобы соблазнять русских женщин. Штаны оказались ей велики, но она заверяла, что их можно ушить. Она их оставила у нас, но обещала вернуться.