В Москве светило солнце. Вчера на украинско-русской границе шел дождь. Мы вышли из подземки на станции «Баррикадная». Вдалеке маячили сталинские высотки. Купив пива на ход ноги, мы похуячили в направлении рабочих кварталов. Примерно через километр мы вышли на Малую Грузинскую. Мы надеялись застать у Трихомонозовых хоть кого-нибудь дома, ведь мы опоздали на целые сутки.
В московских двориках обычно растут деревья. Поэтому получается, что внутри большого города можно оказаться в дебрянских местах. Здесь, на Малой Грузинской, перед нами раскинулся целый лес. Между деревьями на гипсовой ноге скакал папа Игоря Анатолий.
— Гюнтер! — закричал он.
Мы заключили друг друга в объятья и расцеловались. По дороге он рассказал, что его жена Зинаида и его сын Игорь напрасно прождали нас на вокзале. Он открыл холодильник и указал на огромное количество закупленной жрачки. Это говорило о том, что они готовились к нашему приезду, как к празднику. Теперь мама и сын находись на даче на 101-ом километре от Москвы, отдыхая от фрустрации нашего вчерашнего неприезда. Они вернутся только вначале следующей недели. Это было печально, поскольку Зина была душой всей семьи.
Мы свалили наши шмотки в комнате Игоря, и немного бухнули с Толей, называвшим меня по-русски — «мой друг».
Комната Игоря выглядела по-прежнему. Перед окнами на Малой Грузинской шелестела зеленая и желтая листва. Было начало сентября. Мольберт Игоря был разложен, но на нем ничего не стояло.
Я не нашел ни одной картины в квартире. В Вене мне сказала Лена (Магдалена Дайнхардтштайн), что у Игоря завелась подруга, и поэтому он полностью похерил свое художественное творчество. Лена была фотографиней, объездившей Россию, Киргизию и Узбекистан, и каждый раз останавливавшейся в Москве у Игоря.
Последний раз я жил здесь два года назад. Тогда я прожил здесь целый месяц, оставив семье рабочего приличную сумму за свое питание и ночлег. Если считать по 15 баксов в день, это было 450 $. Тогда курс был 1200 рублей за доллар, теперь же доллар стоил 4500 рублей. Мы договорились, что забашляем на двоих за десять дней 200 баксов.
Вольф залупнулся, считая, что этого дохуища, но я настоял на своем.
Два года назад мне каждый день жарили мясо. В этот раз все несколько изменилось. Семья экономила. Настали тяжелые времена. Русская валюта превратилась в бумажки с нулями, количество которых становилось все больше.
Население боролось за выживание. Раньше в СССР была неплохая социальная система, о чем мне рассказала моя учительница русского языка в советском культурном институте в Вене. Люди получали бесплатные путевки на курорты и бесплатное лечение. Преступность отсутствовала. Социальный упадок сказался на моральном самочувствии народа. Повсюду правил бал доллар. Социальная система накрылась пиздой.
