Немало прелестных историй знал я в далекие дни,
Теперь под пером печальным сердце мне ранят они[2]
Читатель! Вот как пришла мне мысль написать эту книгу. Дело было лет десять – двенадцать назад. Один из моих друзей – мунши[3] Ахмад Хусейн-сахиб,[4] который всегда жил неподалеку от Дели, отправился путешествовать и пожаловал к нам, в Лакхнау. Он снял себе комнату на Чауке,[5] и его приятели часто собирались там по вечерам. Это были очень приятные встречи. Мунши-сахиб был тонкий ценитель поэзии. Он сам временами немного писал, и писал хорошо, но еще больше любил слушать стихи, а потому гости у него обычно беседовали о поэзии и читали много стихов. Соседнюю комнату занимала какая-то танцовщица. Не в пример другим певицам и танцовщицам, она жила замкнуто. Никто не видывал, чтобы она сидела на своем пороге, глядя на улицу, или чтобы к ней заходили посетители. Круглые сутки окна у нее были завешены, а главный вход с Чаука заперт, – слуги ее проходили в дом через боковую дверь из переулка. Если бы в иные вечера из этой комнаты не доносилось пение, можно было бы подумать, что там вообще никто не живет. Маленькая дверца вела туда из комнаты, где мы собирались, но она была закрыта наглухо.
Однажды все собрались как обычно. Я читал какую-то газель,[6] остальные, как и полагается, время от времени хвалили меня. И вот во время чтения из-за дверцы послышался одобрительный возглас. Все повернулись в ту сторону, а я замолчал. Тут мунши Ахмад Хусейн громко проговорил:
– Нехорошо хвалить, когда сам где-то прячешься. Если вы любите стихи, пожалуйте к нам.
Ответа не последовало. Я стал читать дальше, и все уже забыли об этом случае, как вдруг немного погодя вошла женщина, с виду служанка, сделала общий поклон и спросила:
– Который из вас Мирза Русва-сахиб?
Друзья указали ей на меня. Тогда служанка сказала:
– Госпожа очень просит вас зайти к ней.
– Какая госпожа? – удивился я.
– Госпожа не велела мне называть ее имя. А там, как вам будет угодно.
Я колебался, – принять это приглашение или нет; а тут еще друзья принялись надо мной подшучивать:
– А что, сахиб, почему бы вам и не пойти к ней? Должно быть, эта госпожа ваша старая и близкая приятельница, раз она без всякого стеснения прислала за вами.
Я и сам терялся в догадках, не зная, кто бы это мог позволить себе подобную вольность. Между тем служанка добавила:
– Хузур![7] Госпожа знает вас очень хорошо, потому она и послала за вами.
Пришлось пойти. Вошел; гляжу – это Умрао-джан.
