Но вернемся к тому периоду, когда в политические будни страны ворвался необыкновенный август. В то время не было интереснее занятия, чем отслеживать развитие событий по телевизору. Гласность еще находилась в моде, и мы видели и начало путча, и его окончание.
Рассматривая попытку части советского политбюро удержать инициативу в своих руках и поставить под контроль уходившие рычаги власти с позиций более позднего времени, нельзя дать однозначную оценку такому решению. Есть необратимая поступь истории. В ее сюжетах возникают различные варианты, но сама масса исторических обстоятельств настолько велика, что уже никакая плотина не может остановить ее стремительного течения. Не имеет значения успех или провал "путчистов", им в любом случае пришлось бы искать пути преодоления глубокого экономического и политического кризиса. Их победа могла означать определенное решение кадрового вопроса при выработке тактической линии. Быть может, нас ожидал "китайский" вариант экономического развития, сохранение Союза? – История молчит.
Но кто бы поднял упавшее знамя национального возрождения? Понятно, что тот слой партийно-чиновничьей элиты не был самым лучшим. Это были консерваторы со свойственными именно этому слою признаками заторможенности, если не сказать туповатости. Но, с другой стороны, среди них не было хищников подобных Ельцину и Чубайсу. Они еще сохраняли признаки порядочности и морали, и как-то думали об ответственности перед обществом.
Кульминацию августовских событий 91-го года я наблюдал по телевизору. Все врывалось в мою душу – и страх перед возрождением всевластия ГПУ, и волна эмоций свободолюбия, которая всколыхнула на
Красной Пресне столицу, и всю державу. Когда по асфальту грохотали танки, все вспомнилось мне, – и Берлин, где протестующих немцев кололи штыками, и Венгрия, где Будапешт был отдан на разграбление солдатам, и Прага, где сломили волю чешского народа. Танки могли все. Но о чудо! – танкисты вылезали на броню и отказывались стрелять в демонстрантов. Правда имелись и ревностные исполнители, которым было приятно давить. И все же народ побеждал, жертвуя отважными юношами своими телами прикрывшими свободу. Меня переполняла гордость за Россию. В те дни свершилось немыслимое, – сдернули с пьедестала "Железного Феликса". Я благодарил Бога за возможность видеть уничтожение главного символа системы. Уже одна эта картина венчала и оправдывала мое политическое противоборство властям. Я как бы ощущал, что и мои идеи витают в умах тех, кто сейчас демонтировал памятник чекисту.
