– Но если я буду так низко оценивать то, что пишу, то потеряю интерес к самому процессу.
– Да ты уже признался, что не ценишь это высоко, иначе придется признать, что уроки жизни пропали даром.
И тут он был прав. Я высказал вслух свое согласие и попросил освежить память, возвращаясь к периоду заключения.
Моя психиатрическая экспертиза закончилась, оставив в памяти след обыкновенного тюремного приключения. Суд тоже не отличался ничем особенным, разве поведением свидетелей, которые клялись, что всегда подозревали, "в них что-то неладное", а если позволяла грамотность, то даже могли произнести такую фразу: "Он был мне глубоко антипатичен" (это про меня). Ну, правильно, как может быть симпатичен нормальному советскому человеку "враг народа", особенно под пристальным взглядом служителей щита и меча?
Единственное, к чему я никак не мог привыкнуть – обращение тюремного персонала. Они вели себя так, словно мы были вещами, переданными в их собственность. Мне с самого начала не нравилось по окрику отправлять руки назад, мне не нравились сами окрики. Мое чувство собственного достоинства глубоко страдало. Особенно остро это ощущалось на этапах, когда нас гнали по эшелонам и пересыльным пунктам. Охрана словно чувствует твой протест, – подтолкнет, обругает, хлопнет дверью. Видимо сладостно ощущение власти человека над человеком. Но был, был тот мальчик на пересыльном пункте в
Рузаевке, который воспринимал свою службу как невыносимый позор.
В начале августа мы прибыли на приемную зону Дубравлага,
Мордовского ОЛПА. Запомнились щи, которых нам подливали досыта. Мяса в них было немного, но свежая капуста, помидоры и картошка делали вкус, для привыкших к тюремной баланде, особенным. Здесь мы узнали, что на 71, том, на который предстояло попасть, недавно была забастовка. Лагерь окружали танки, а вышки укрепили пулеметами. Даже эвакуировали семьи персонала. Я с сожалением думал, что если бы не экспертиза, суд был бы раньше, и мы могли стать участниками событий. Ну, и так далее. Оглядываясь назад, я вспоминаю, что внутри меня жила готовность умереть за правое дело.
В лагере самое интересное – люди. Здесь с удивлением узнаешь, что мир братьев по разуму довольно широк. Ты понимаешь, что не только ты думал и оценивал состояние Отечества "в глубоком заблуждении, обманутый вражеской пропагандой", но и многие из твоих сверстников и даже людей старшего возраста. Не то чтобы все трубили о разочаровании в социализме, просто никто не скрывал своих убеждений.
