– Это какую же, молодой человек, – промяукала Арина.
– Вы давно были в сортире? В туалете говорю, давно не были? Срали недавно, или давно?!
– … Уже три дня. А – а… п – при чем тут это?…- спросил пораженный Петр.
– А в том, что вы все в своем кишечнике уже передержали старое говно, и оно вам мешает достичь цели. Это говно имеет свое плохое предначертание, оно вам мешает всем. Это не относится к вегетарианцам, я обращаюсь к тем, кто есть мясо. Баранина, говядина, курятина – они имеют свою кровавую ауру, слезу и карму. Надо очистить его от себя, высвободиться. Это ваше говно имеет негативную ауру, так что бегом в туалет срать! Марш срать! Всем! А потом пойдем искать полотно.
Слова Теодора оказались пророческими, после туалета на бывших арестантов никто уже не обратил внимания.
– Вот видите! Все хорошо! После отхода в уборную все улучшается.
Хотя надо знать, что когда в тебе сидит дерьмо, не торопись его высрать. Не торопись! Оно может быть и удачным дерьмом, поможет тебе в твоих начинаниях. Ну а если твои дела не идут, если они застряли, то бегом срать! Бегом! Ясно? Очень хорошо.
Они вместе с Теодором вышли из старого сарая, спустились по крутой тропе вниз, к речке.
Петр посматривал на план, начерченный на мятой бумаге. Они направлялись к тому самому роднику.
Они все вместе стояли у родника, рассматривая полотно. Это был восторг!
…
Едет поезд маршрутом Баку – Тбилиси. Стучат колеса: та так та так, та так, та так.
В купе СВ сидели напротив друг друга двое женщин. Одна высокая, красивая, с благородным личиком, по имени Рота. Одета была в черный костюм, на голове черный ободок с золотистыми инкрустациями. Рота посматривала в окно, и не отводила глаза оттуда минут пять.
Напротив нее сидела маленького роста женщина лет 35. Смуглая, губастая, чуть хрипловатая, с грубым гортанным говором, похожа на арабку. Смотря на нее, казалось, будто ее влагалище тоже хрипит.
Выпучив глаза, удивленно ела глазами свою собеседницу.
Она вообще по своей сути была скромной, напуганной и вечно настороженной. Говорила мало, часто молчала, искренно считая, что ей не нужен дар слова и дар речи, так как молчание – золото. Звали ее
Хира.
Но в данную минуту Хира была поражена своей собеседницей.
Окна задернуты занавеской в синюю полоску, на ней был рисунок, радио хрипло ноет. Был бы тут Айвазовский, он запечатлел бы эту картину.
Хира глотнув слюну, заговорила.
– Рота, а ты не боишься кары Аллаха? Ты ведь якобы религиозная, а сама чудовище. Деньги святые, якобы для церквей и мечетей, ты тратишь в ресторанах.
