Грудь четвертого человека | страница 5



Эти строки пишет правнук кантониста Авраама Рахлина. Отслужив положенный срок, мой прадед, как и все кантонисты, приобрел высочайше дарованное право: жить вне "черты оседлости". Такая льгота распространялась на все потомство кантониста по "мужеской" линии, так что не только мой дед, но и мой отец, я, мой сын жили бы, скажем, в Харькове (находившемся вне "черты") вполне легитимно, – даже если бы не пришла Советская власть, отменившая самое "черту", как и все ограничения прав инородцев. Прадед, по-видимому, веру сохранил – его сыновья и даже внуки были обрезаны и ходили в синагогу, и лишь на мне прервалась традиция: с тем, чего не смогли добиться рекрутчина и кантонистский набор, легко справились большевистская идеология и авторитет атеизма.

А вот от родного языка идиш прадеда, как видно, отучили. Чем иным объяснить, что в семье моего деда (как и его братьев) идиш был не в ходу? Мой дед бойко писал стихи на живом великорусском языке, но идиша, думаю, не знал, а уж тем более его не знал мой отец, не знаю и я.

Большевики, объявившие себя друзьями и спасителями народов, тем не менее, многое и от царизма, и от рекрутчины сохранили. Не говорю уже об отношении к идишу – его третировали не меньше, чем в царские времена. Ленин иначе как "жаргоном" идиш не называл, хотя и признавал необходимость использования его при издании революционной литературы. Что случилось с этим замечательным, живым, высокоразвитым, полноценным языком в результате хотя и не согласованных, но совместных действий гитлеризма, сталинизма и, как ни странно, сионизма, добившего идиш здесь, на территории нынешнего

Израиля, – хорошо известно На просторах бывшей царской России он почти исчез. Царизму такой успех и не снился.

А вот антисемитизм (и даже "процентная норма)" фактически сохранились. Во всяком случае, возродились после некоторого периода

"анабиоза". Не была уничтожена и рекрутчина. В СССР, да и теперь, в нынешней России, она во многом сберегла прежние формы. Это нашло отражение даже в литературе. На темы рекрутских наборов издавна слагались песни – пронзительные, полные смертной тоски и безысходного отчаяния, о ней писали Радищев и Некрасов – да и кто из русских писателей ХIХ века эту тему обошел стороной? Призыв в армию и при Советах сохранил, в основном, те же обрядовые черты, какие выработались в течение столетий: то же вытье, отпеванье, пропиванье несчастного новобранца. Вот как описывает проводы в Красную Армию пролетарский поэт Ефим Придворов, более известный под именем Демьяна Бедного