– Каторжный труд.
Каторжный труд? Мне казалось, что папа немного играет. Какой же это каторжный труд? Сиди себе как вкопанный и строчи напропалую.
Лениться не надо – вот и все.
В промежутке между "Судьбой барабанщика" и "Порт-Артуром" отец выдал длинную очередь переводов Чехова, Бальзака, Джека Лондона,
Ролана, Толстого. Перевод чеховской "Лошадиной фамилии" заметили. В литературных кругах о папе заговорили. За полноценного литератора его не держали, но считаться – считались. Отец и сам понимал реальный смысл и содержание положения переводчика чужих мыслей. Он говорил: "Вот, например, Р. Он писатель. А кто я? Обыкновенный переводчик". В то же время себя он не ставил ниже тех, кто сочинял собственные книжки. Отец артистично рассказывал о незатейливых, пустых вещах. Его острую наблюдательность подмечали друзья-писатели, но никто из них не подбивал отца заняться сочинительством.
Способности словесника лучше всего проявлялись у отца в застольных речах. Когда он брал слово, то в предвкушении уморительного поворота, гости накоротке перебрасывались: "Сейчас
Абекен выдаст… Да уж…". А вот когда очередь держать речь доходила до мамы, за столом воцарялась напряженная тишина. Со стороны могло показаться, будто собравшиеся старались не пропустить каждое слово мамы, потому как наперед знали: жена Абдрашита выстраивает пожелания не, на утомивших всех сравнениях и поговорках, а полагаясь только на воспосланные слова, какие – она всегда это знала наверняка – придут к ней сами собой без опоздания.
В эти минуты мама, не допуская, чем грешила в перепалках, ни капли бытового цинизма, скорее, произносила не тост, а размышляла вслух.
Она была высокого мнения о своих способностях наставлять, убеждать, вдохновлять. Ее самонадеянность смешила. Однако мало кто из посторонних находил ее суждения, даже уснащенные дичайшими предположениями и домыслами, глупыми или недостойными внимания.
Ее главный тезис: "Без рубля в кармане человек никому не нужен".
Так это на самом деле или нет, но с мамой соглашались многие взрослые. Еще по матушке получалось, будто деньги на то и существуют, чтобы их не трогали. Не меньшее почтеиие вызывало у нее и золото, какое она все же принимала неким, хоть и надежным, но все же временным заменителем рубля.
О покупках в ювелирном магазине мама никому не докладывала. Об очередных приобретениях становилось известно отцу, только когда родители отправлялись в гости. Мама без предупреждения вынимала из серванта свежий перстенек с александритом или опалом, и нанизывала на свободный палец.
