Чм66 или миллион лет после затмения солнца | страница 56



– "О приведении подчиненных ему войск в повышенную боевую готовность…". Что здесь такого? Ничего не пойму…

Я объяснил.

– Надо уметь читать не только между строк. Когда вы последний раз слышали о приведении наших войск в повышенную боевую готовность?

Ася Сергеевна вконец отупела и заполошенно смотрела то на меня, то на газету, сведенными к переносице, глазами.

– И что теперь?

– Что теперь? – Я подбоченился. – Если о приведении войск в повышенную боевую готовность объявили только позавчера, то на самом деле наши войска уже месяца три как находятся на рубежах развертывания. Понятно?

– Что ты говоришь? – Ася Сергеевна побледнела. – И правда…с войны о таком не объявляли. Она растерянно переглядывалась с соседками. Бабушки замороченно притихли.

Я их успокоил, как мог.

– Не надо бояться американцев. Они не успеют нам ответить.

Варшавский договор – это мелочь. Наши ракеты за пять минут от

Америки не оставят и мокрого места. А если они случайно успеют запустить в нас свои ракеты, то наши антиракеты зачем?

Дело сделано и я побежал к Пельменю. Он вернулся из овощного магазина и показывал Галимжану арбуз. Арбуз большой. Берькин брат щелкал его пальцем, сдавливал руками.

"У онанистов на ладонях волоса растут!"

Я едва не выдал себя. С Галимжаном со смехом здоровались Таракан и Людка Марчук. Таракан гоготал, показывая ладони: "Вот они, волосики. Пробиваются". Людка то, что смеется? Что она про онанистов может понимать?

Я стоял поодаль и слушал.

Дома не догадывались, чем я занимаюсь перед сном. Если бы Шеф подловил, то он бы поговорил, предостерег. С недавних пор он взялся за меня и опекал плотно. Все из-за Джона. Шеф уже не мог с ним сладить и прозевал момент, когда Джон стал курить план. Родители узнали про анашу и делали одну за одной ошибки. Матушка по телефону грозила тюрьмой джоновским кентам, самого же Джона запугивала психушкой: "Коймаса, домдорга салам". Домдорг похож на Военторг, куда мама заглядывала по дороге на Зеленый базар. Так мама переиначила дурдом.

Папа психовал и жаловался: "В этом доме мне не дают работать".

Бесполезно. Джон по уши втянулся и днями пропадал с анашокурами на зовете.

Кличку Шеф брату дал я. В свою очередь Шеф называл меня

Подшефным. Я побаивался брата и одноврменно хорошо ощущал выгоды положения брата Шефа. Во дворе и школе мне многое спускалось только потому, что я брат Шефа.

Он только и делал, что проверял домашние задания и запрещал уходить со двора. Джон протестовал против жесткой опеки и говорил, что запреты плохо кончатся для меня.