Чм66 или миллион лет после затмения солнца | страница 46
Свет лампы воспаленной
Пылает над Москвой,
В окне на Малой Бронной,
В окне на Моховой:
Одни в пустой квартире
Их матери не спят.
"Свет лампы воспаленной…". Только начался 61-й год и я вновь видел Москву на рассвете. Я видел окна, где горел воспаленный, желтый свет.
Глава 4
Часов в девять вечера папа как обычно слушал новости. Выключил радио и произнес: "Ташенева освободили…". Прибежала с кухни мама:
"Что?"
– Только что передали указ Президиума Верховного Совета…
Родители молчали. И тут я подумал: "А что если бы Ташенева сняли двумя месяцами раньше? Получили бы мы тогда квартиру?". Я вспомнил, что сказал отец в день переезда.
Спустя неделю случилась еще одна неожиданность. Пришел из школы, а в столовой милиционер разговаривает с матушкой.
– Соседи с четвертого этажа могли взять? – спросил мильтон.
– Конечно могли… Кто кроме них…
Мама держала на балконе чернобурку. Об этом попросила ее тетя
Шафира. Вчера лиса с балкона исчезла, матушка побежала к тете
Шафире: "Ой бай, украли ".
Кроме соседей с четвертого этажа подозревать некого. У них, как и у нас, по два спаренных балкона. Чернобурку было легко, наискось с противоположного по диагонали балкона четвертого этажа зацепить любой палкой.
Дядя Урайхан прислал милицию.
Кроме мамы допросили Ситку и Доктора. Остальные домашние оперативников не интересовали.
Через день мама сидела на кухне притихшая. Версия с соседями бездарно провалилась. Доктора вызвали в райотдел и он раскололся.
Никакие там ни соседи, а именно брат стибрил лису. Стибрил, продал, промотал.
Тетя Шафира успоркаивала матушку:
– Ничего, ничего, женгей. С кем не бывает.
Мне было жалко Доктора. Шеф ехидно вспоминал, как Доктор с матушкой в поисках чернобурки ворошил балкон. Волновался я и за то, как бы кража и последующее разоблачение не доконали брата. По началу так вроде и было. Доктор ни с кем не разговаривал, валялся на койке лицом к стене.
Не прошло и недели, как он ожил и вновь замелькал.
В последний раз Галя пришла к нам следующим после моего дня рождения вечером. Единственная из всех она сделала мне подарок – толстый сборник стихов Маршака.
Больше мы ее не видели. Братья пытали Доктора, но он так и не признался, чем обидел ее. Галя много чего могла ему простить.
Значит, произошло что-то нечто серьезное, после чего Доктор про Галю не сказал ни одного слова.
Всего каких-то десять дней назад все было многообещающе идиллически. Доктор на кухне в общей тетради старательно обводил буквы "Галия, Галя, Галочка…".