– Целиться в медведя даже из самострела может только человек, который никогда не видел его ярости, – сказал Волькша в точности как его отец, когда делился охотничьим опытом: – его надо ловить в яму, а там уже забивать кольями.
– То-то у венедов на торжище самые драные медвежьи шкуры. Ну, прямо дырка на дырке, – опять съязвила девушка: – Медведя в яму ловит тот, кто не знает, как убить его с одной стрелы.
Волькша потупился. В словах олонецкой охотницы не было оскорбления, а лишь вопиющая истина. Никто в Ладони не мог похвастаться тем, что способен стрелять хотя бы вполовину так метко, как эта девушка. Пожалуй, ей и вправду под силу завалить косолапого с одного выстрела.
– Так почему же убить венеда – это как убить медведя, только наоборот? – повторил Волькша свой вопрос.
– Неужели ты такой тупой? – спросила девушка: – Ну ладно. Слушай. Когда ты убиваешь медведя, то рискуешь потерять благорасположение лесного духа и больше никогда не войти в лес. А убив венеда – рискуешь больше никогда не выйти из леса.
– Ясно, – буркнул Волькша. Слово «тупой» – изрядно его обидело, но в том, что сказала лесная дева, опять была горькая правда. Никто во всей Гардарике и Ингрии не мстил за своих убитых родичей так яростно, как венеды. Особенно Ильменьские словены. За одного сродника они могли выжечь целое подворье вместе с родом обидчика до седьмого колена.
– Ну, раз ясно, так и идите отсюда пока на своих ногах, – без особый угрозы сказала олоньская охотница: – Хватит болтать, а то и под вьюгу не долго попасть.
– Какую вьюгу? – спросил Волькша, оглядывая чистый как родниковая вода горизонт.
Вопрос остался без ответа.
Девушка достала из-за спины карельские снегоступы, – курносые досочки с петлями для ног, длинной в полтора локтя и шириной в две ладони, – встала на них и заскользила к своей добыче. Тушку рыси она закинула на плечи наподобие воротника и покатила по глубокому снегу в лес.
– Как тебя зовут? – вдруг громко крикнул Олькша, до этого неподвижно торчавший из снега как трухлявый пень. Крикнул на почти правильном карельском наречии.
– Кайя, – отозвалась заснеженная лесная чаща: – Только не вздумай меня искать. Все равно не найдешь.
«И с чего она решила, будто Олькша намерен ее искать?» – подумал Волкан. Но когда он встретился глазами с приятелем, то был готов рассмеяться во все горло. Рыжий Лют выглядел, как дитятя, которого мамка первый раз оставила на краю поля, чтобы идти дергать лен или резать жито. Олькша, только что не плакал и не тянул ручонки туда, где скрылась Кайя.
