самострельщик никогда надолго не оставлял тетиву на лучке.
– Да не пыхти ты, – шикал Волькша на приятеля: – Лют, похоже, дремлет там на ветке. Небось, только что косулю завалил, нажрался и сопит себе в две дыры.
Видимо, так оно и было. Олькша нашел в складках полушубка кожаный мешочек с тетивой, захлестнул петлю на засечку левого плеча самострельного лучка, кряхтя и, багровея от натуги, натянул другую петлю на засечку правого, а зверь все не шевелился. Даже, когда предательски скрипнул, затягиваясь, узел на жиле, рысь только слегка повел ушами.
Зажав зубами стрелу сын Хорса начал медленно подползать к дереву, на котором дремала шкура, стоимостью в два опоясных ножа. Волькша последовал за ним.
– Слушай, Волькш, – прошептал верзила в самое ухо приятеля: – давай я у тебя со спины стрельну, а то у меня от натуги руки трясутся…
– Может, лучше я выстрелю? – предложил тот.
Волькша давно мечтал испытать в деле знаменитый на всю округу самострел могучего Хорса. Но попросить об этом, значило попасть в дурацкое положение: ведь натянуть тетиву у него наверняка не хватило бы сил. А тут, вот он. Уже взведен. Клади стрелу в ложе и стреляй.
– Не-е-ей, ты промажешь, – заартачился Олькша.
Стрелу-то он вложил, вскинуть-то самострел вскинул, но прицелиться никак не мог. Оружие ходило ходуном в его руках, как камыш под ветром. С таким прицелом можно было и в стог сена с пяти шагов не попасть.
– Ладно, стреляй, – прошептал Волькша, становясь на четвереньки.
– Спасибо, – с жаром ответил Олькша: – все равно один нож твой будет, – ты же рысь заприметил. А кто его подстрелил – это же не важно.
– Ты попади сначала, – пробурчал Волькша себе под нос.
Самострел гавкнул хрипло, как матерый волкодав. Но даже Волькшина спина не помогла Олькше совладать с тряской в руках. Стрела полетела не туда, куда он целил, и вместо того, чтобы вонзиться зверю под лопатку и раскроить сердце, прошила навылет заднюю лапу.
Однако, недаром славился самострел Хорса, – стрела ударила рысь с такой силой, что сбросила её с ветки. Но зверь успел зацепиться за сук передними лапами. Через мгновение он должен был невесомо соскочить с сугроб и, оставляя кровавый след броситься в чащу. Лют уже падал, по-кошачьи разворачиваясь четырьмя лапами к земле, когда из-за сугроба на опушке возник еще один охотник. Длинная оперенная стрела запела звонче самострельной и вошла зверю под ключицу.
В снег рысь упал уже мертвым.
Олькша и Волькша от изумления разинули рты. Произошедшее было настолько невероятным, что попросту не укладывалось в их разум.
