Гости замолчали. Видимо, отказ генерала поставил их в тупик. Николай кашлянул, скосил взгляд на фотоальбомы и вдруг сказал:
– Илья Дмитриевич, в пансионате вы можете встретить своих однополчан, друзей. Поговорите, вспомните былое. Все веселее, чем одному.
Черт! На этот раз неугомонный паренек попал в точку. Вот поговорить с другими стариками Титов не отказался бы. На День Победы он толком никого и не увидел, быстро вернулся домой. А ну как в пансионате и впрямь кого-то встретит?…
Николай, видя, что зацепил старика, торопливо добавил:
– Первая группа – это только ветераны войны. Мы специально подобрали так, чтобы им веселее было. Привезли фильмы о войне, книги…
Титов покачал головой. Задумался.
А что он теряет? Разве плохо напоследок увидеться с людьми? Посидеть, поговорить? И умирать не так тоскливо будет. На миру и смерть красна… Вот только что, если это все же охотники за квартирами? Но завещание оформлено, все распоряжения сделаны. Никто, кроме дальней родственницы или ее детей (если она умрет), квартиру не получит. Так что выгоды от его смерти вдали от дома никому никакой нет.
И все же соглашаться генерал не спешил. Надо все обдумать, осмыслить. Как-никак последнее путешествие в жизни.
– Вот что, молодежь! – наконец произнес он. – Давайте сделаем так. Я подумаю, а вы завтра часикам к трем приходите. Ясно?
Видимо, такой ответ их устраивал. Николай вскочил.
– Конечно, Илья Дмитриевич! Завтра в три мы придем. А вам оставим проспекты. Почитайте, посмотрите, тут есть фотографии.
– Ладно-ладно, – остановил генерал гостя. – Посмотрю.
Он проводил визитеров, еще раз выслушал на пороге приглашение и настойчивую просьбу приехать, закрыл за ними дверь и доковылял до дивана. Выложил пистолет на стол, нащупал в другом кармане халата упаковку лекарств и вытащил две таблетки. Одну проглотил, запив водой из графина, вторую положил под язык. Лег на диван и закрыл глаза. Ему опять стало хуже.
«Вот придут завтра ребятишки, а я уже остыл; будет пансионат…»
О смерти он думал без страха. И даже с юмором. А что ему оставалось?…
Несколько раз просыпался ночью. Бессонница! Она редко мучила его, но если уж приходила, доставала сильно.
Вот и в этот раз короткие минуты забытья сменялись надсадными часами бестолкового лежания с открытыми глазами. Принять бы снотворное, но генерал не находил сил встать и дойти до стола. Так и лежал. Смотрел в потолок, вспоминал войну, потом мысли перескакивали на послевоенную службу, на жену. Потом он засыпал, чтобы через двадцать-тридцать минут вновь открыть глаза.
