Иеремия вернулся с кое-какими лекарствами из аптеки.
— Я пытался найти кору китайского дерева, но безуспешно, — объяснил он. — Наверно, это объясняется недоверием англичан к «иезуитскому порошку», как здесь говорят. Но кора ивы тоже сгодится.
Ален отправился домой — посмотреть, как идут дела, и немного поспать.
После обеда температура снова поднялась до опасного уровня. Иеремия дал Трелонею настой коры ивы, продолжая охлаждать грудь и голову холодными компрессами. Сыпь между тем распространилась даже на ладони и подошвы и приняла темно-красный оттенок. Больной потерял всякую власть над своим телом и лежал неподвижно, в полном изнеможении. Его сознание по-прежнему оставалось затуманенным. Когда к нему обращались, он открывал глаза, но взгляд бесцельно блуждал вокруг, ничего не воспринимая. Время от времени он растрескавшимися губами произносил бессвязные слова, то плакал как ребенок, то в ужасе кричал, как будто преследуемый демонами.
Иеремия продолжал холодные обертывания, пытаясь снизить температуру. Но Трелоней был беспокоен, его пульс — быстрым и слабым, а нехватка сна полностью обессиливала больного. Иезуит постоянно успокаивал пациента, чтобы тот не чувствовал себя один на один с болезнью. Когда все уходили, священник брал четки и тихо молился, зная, что молитва соответствует сердечному ритму и поэтому оказывает успокоительное влияние даже на еретиков.
Ален раздобыл высушенный и скатанный в маленькие шарики маковый сок, и вскоре судья впал в забытье, уже не прерывавшееся кошмарами.
День за днем Иеремия и хирург сменяли друг друга у постели больного, пеленали горячее тающее тело Трелонея в мокрые простыни, чтобы охладить его, поили кислым молоком, вином и мясным бульоном, поддерживая в нем силы, пытались оградить его от всякого шума, насколько это было возможно в таком шумном городе, как Лондон.
Как-то утром пелена жара, туманившая сознание сэра Орландо, наконец начала рассеиваться и взгляд его прояснился. Он беспомощно смотрел на Иеремию, но не сразу понял, что это лицо ему незнакомо. Голос его прозвучал резко, но слабо, почти неслышно:
— Кто вы?
Подошел Ален:
— Это доктор Фоконе. Он врач.
В глазах судьи отразился ужас. Он попытался отмахнуться, но ему это не удалось.
— Нет... умоляю, дайте мне спокойно умереть... — выдохнул он.
Иеремия присел на край кровати и доверительно улыбнулся:
