– «Когда оказываешься в месте, тебе незнакомом, должно следовать тамошним обычаям».
– Так, – сказал премьер. – Я слышу гром среди ясного неба. Сколько человек сопровождают красную шляпу?
Вопрос был прямой. И отвечать следовало тоже прямо.
– Одна-две тысячи. Не знаю, как принять такое количество посетителей в соответствии с моими нынешними инструкциями.
Итак, кот выпущен из мешка. Министр государственной безопасности ждал ответ.
– Сколько телекамер запечатлевают это событие?
– Сколько телекамер? Ни одной.
– Ах вот как, – удивился премьер. Какое-то время в трубке слышалось его хриплое натужное дыхание. Говорят, он слишком много курит.
Ястребы политбюро уже внимательно следили за премьером, но он еще не исчерпал всех своих возможностей.
– Помните старую пословицу: «Убей обезьяну, чтобы испугать кур»?
– Да.
– Я не сомневался, что вы помните. – Этими словами премьер закончил разговор.
Целых полминуты министр прислушивался к гудкам на линии, прежде чем наконец решился дрожащей рукой повесить трубку.
Здесь, в своем кабинете одной из самых могущественных резиденций в Пекине, ему предстояло принять чрезвычайно трудное решение.
Одно дело – отравить бунджи-ламу на индийской земле и бросить тень подозрения на его соперника, другое дело – организовать убийство новоявленного Будды на тибетской земле. Если дела пойдут плохо, вся вина будет возложена на министерство государственной безопасности. Надвигающаяся буря грозила вырваться далеко за пределы страны.
И не было ни клочка бумаги, ни одного записанного обрывка разговора, чтобы подтвердить, что он, министр, действует в соответствии с приказом премьера.
И все же приказ должен быть выполнен, в противном случае министр государственной безопасности рискует потерять поддержку одного из всемогущих людей в Китае, хотя уже пополз шепоток, что вряд ли ему удастся прожить дольше, чем немолодому кролику.
Хуже всего – когда не знаешь, что делать.
Подъем в горы через перевал Гурла давался бунджи-ламе очень нелегко. Голова у нее прямо-таки раскалывалась от боли. Через каждые двести – триста футов она останавливала процессию и укрывалась за какой-нибудь ближней скалой, чтобы извергнуть содержимое своего желудка.
– Бунджи-лама разделяет все наши страдания, – перешептывались ее приверженцы. – Сама, добровольно!
Так позднее было написано в летописи, но в первые дни пребывания бунджи-ламы в Тибете она переносила жестокие муки и беспрестанно жаловалась, хотя летопись об этом не упоминает.
