Да, нехорошо получилось, покивала Шурочка. Она уже наслышана была, что почти все одинокие деревенские бабы обзавелись сезонными постояльцами-мужьями. Луиза недавно пересказывала вроде бы как раз про Толика такую историю. В прошлом году мужики вот так прошоферили на уборочной два месяца и в Томск вернулись. Утром жена будит одного: «Вставай, утро уже», а он спросонья: «А ты корову уже подоила?» — привык вставать на парное молочко!
Шурочка с Натальей уже все приготовили к ужину — сегодня сделали гречку с тушенкой — и составляли в стопки тарелки, готовясь к раздаче. За дверями уже слышалась возня, хотя было еще без десяти семь, десять минут до ужина. Слышимость в кухне была отличная — все перегородки в доме, которые делили помещение на магазин, столовую и кухню, не доходили до потолка и оставляли щель сантиметров в тридцать. Поэтому иногда Шурочка, пока чистила картошку, могла слушать, как Зойка-продавщица переругивается с мужиками, норовившими выпросить спиртное без талонов. И как потом эти мужики матерятся в предбаннике, костеря жестокую Зойкину натуру.
«Так, надо надеть белый халат, нечего стоять лахудрой в подпаленном фартуке — опять животом к плите приложилась!» — Халаты и фартуки висели в хозотсеке, как раз возле перегородки, и Шурочка задержалась там, сражаясь со спецодеждой: рукав закрутился и никак не хотел пропускать руку.
— Слушай, Линев, я не думала, что ты такой дурак. Ты чего с этой Пановой связался? — сказал голос за перегородкой. Говорила гренадерша Луиза. Шурочка перестала сражаться с халатом и замерла. — Нет чтобы у Любы прощения попросить, помириться: ты закрутил с этой Шуркой!
— Луиза, это не твое дело, — прозвучал абсолютно спокойный Женькин голос.
Не мое? Смотреть, как мучается моя лучшая подруга, — не мое дело? Смотреть, как тебе, глупому молокососу, какая-то блядь голову морочит, — не мое дело? Нашла тебя, идиота свежего, нецелованного, развлекается, а ты и рад! А Люба страдает! Да ты знаешь, что эта Панова тут уже со всеми перетаскалась? С Васькой Бриггом крутила, к Кислому бегала прошлой ночью — мужики сегодня на сушилке сказали, видели в шесть утра, как из его избы выскочила, трясла кудрями своими и задницей в красных штанах.
«Неправда, неправда! Я в шесть утра из спортзала выскочила, в столовую бежала! И вообще я сегодня в джинсах весь день!» — Шурочке хотелось заорать во весь голос. Она даже воздуха в грудь набрала, а потом выпустила его потихоньку, сдуваясь, как старый воздушный шарик.
