В последние тридцать лет Джабари редко выходил из дома один в темное время суток. Точнее, с тех пор, как решил заключить свой персональный и приватный мир с евреями в только что образованном государстве Израиль. С того дня его имя вошло в список приговоренных к смерти всех палестинских организаций. После избрания в кнессет оно переместилось в начало этого списка. Однажды террористам удалось подобраться к нему довольно близко. Присланная по почте бомба искалечила левую руку.
Мимо проехал израильский патруль. Полицейские подозрительно посмотрели на него, но не остановились. Джабари снова бросил взгляд на часы. На встречу с Мириам Бернштейн он пришел раньше назначенного времени. Никто другой – ни мужчина, ни женщина – не мог бы уговорить его на свидание в столь безлюдном месте. Джабари любил эту женщину, но полагал, что его любовь – чисто платоническое чувство. В таком подходе было нечто непривычное, нечто западное, но его это устраивало. Она заполняла ту пустоту в душе, которая возникла после того, как жена Джабари, дети и все кровные родственники бежали в 1948 году на Западный берег.
Когда в 1967-м Западный берег перешел в руки израильтян, Джабари в течение нескольких дней думал только о предстоящем близком воссоединении. Джабари отправился туда вслед за израильской армией. В лагере для беженцев, где, как он знал, находилась его семья, Джабари нашел свою сестру убитой, все остальные ушли в Иорданию. Ему сказали, что его сыновья вступили в палестинскую партизанскую армию. Осталась только племянница, раненная, попавшая в израильский мобильный госпиталь. В который уже раз Джабари поразила ненависть, жившая в сердцах этих людей, его соотечественников, умиравших, но упрямо отказывавшихся от медицинской помощи израильтян.
Такой глубины отчаяния он не встречал ни до того, ни после. Тот июньский день 1967 года оказался даже тяжелее дня их первого расставания в 1948-м. Но с тех пор он много думал и прошел большой путь. И вот теперь Джабари собирался обсудить перспективы приближающегося мира с женщиной, которая вместе с ним отправлялась на конференцию ООН в Нью-Йорке.
По улице двигались тени. Они приближались, окружали его. Джабари понимал, что должен был проявить большую осторожность. Он зашел слишком далеко, чтобы закончить путь здесь. Вероятно, волнение от предстоящей встречи с Мириам Бернштейн и поездки в Америку заставило его позабыть о собственной безопасности. Он так смутился, что даже не смог попросить ее встретиться с ним после восхода солнца. И ее нельзя было обвинить в непонимании. Мириам просто не представляла того ужаса, в котором он прожил эти долгие тридцать лет.
