Среди отличившихся — Киселев.
— Бориса Степановича к государственной награде представили, — сказал мне розовощекий Чепишко.
А вот с Зиганшиным поговорить не удалось. Спасательное судно, на котором он ходил старшим механиком, было в море.
Впрочем, меня уверили, что годы не очень-то изменили Асхата Рахимзяновича и в нем еще можно различить черты темноволосого младшего сержанта, фотография которого обошла в свое время весь мир.
Сорок девять суток носились на утлом суденышке по безбрежным просторам океана четверо бесстрашных советских парней, в упорной борьбе преодолевая слепые силы стихии. «Им рукоплещет Америка», — писал из Вашингтона корреспондент «Правды».
Командиром у парней был Асхат Зиганшин.
Когда политработник Евгений Степанович Глушко спросил Зиганшина, что заставило его стать спасателем, тот ответил: «Море испытало, море и притянуло».
А мне вспомнились крылатые слова знаменитого флотоводца Макарова: «Море любит сильных и смелых». К морякам аварийно-спасательной службы они относятся в полной мере.
Был типично ленинградский, пасмурный осенний день 1983 года. Когда я постучался к начальнику политотдела, Краснознаменного Учебного отряда подводного плавания имени С. М. Кирова (КУОПП), у него уже сидело двое посетителей: седой человек с несколькими рядами орденских планок на пиджаке (судя по всему, бывший моряк) и черноволосый крепыш с густыми, как бы прочерченными углем бровями.
Как оказалось, второй посетитель был тоже из флотских, и пришли они сюда по одному и тому же делу: на острове Декабристов сооружался памятник на братской могиле экипажа подводной лодки Щ-323, и надо было помочь с установкой гранитных плит.
Капитан 1 ранга вникал во все детали предстоящей работы, что-то советовал, и становилось ясно, что ветераны в этом кабинете не первый раз и отношения с его хозяином у них самые дружеские.
Капитана 1 ранга я узнал сразу, хотя мы и не виделись добрых два десятка лет. Когда-то энергичный, стройный комсомолец Боря Калинкин раздался в плечах, огрузнел, но серые глаза, полные неподдельного интереса ко всякому новому делу, остались прежними. Как и манера говорить: неторопливая, даже как бы раздумчивая.
Зашла речь о комиссаре «щуки». Калинкин полез в шкаф, извлек одну за другой шестнадцать папок.
— Что это? — спросил я.
— Комиссары… — ответил Калинкин.
Я раскрыл одну папку. Архивные справки, газетные вырезки, пожелтевшие от времени листовки военных лет, фотографии, письма…
